Евгений Понасенков - Первая научная история войны 1812 года

Что же касается пропаганды внутри самой России, то с ее устроением было, как ни странно, несколько сложнее: дело в том, что абсолютное большинство населения не умело читать (все крестьянство, все солдаты, бóльший процент унтер-офицеров, значительный процент попов и купечества, а также обитатели недавно присоединенных азиатских степей), а радио и ТВ пока не изобрели (зато в наши дни эти ресурсы зомбируют население самым чудовищным образом). В 1812 году решили срочно «гнать пропаганду» – и издавать журнал с эффектным названием «Сын отечества». Ну и что дальше? Это была официозная агитка , которую создали по приказу небезызвестного изобретателя идеологических «уток», попечителя Петербургского учебного округа и любителя красивых юношей С.С. Уварова (1786–1855), и начала она выходить только в конце 1812 года. Предназначалась агитка «для помещения реляций и частных известий из армии, для опровержения вредных толков насчет хода происшествий…». 22 В СССР для той же цели выходила газета «Правда» и журнал «Большевик».

Но смешнее всего то, что этот режимный «Сын отечества» оказался совершенно бесполезен: во время полного хаоса войны он был никому не нужен, но даже если бы хаоса и не было, то как вы распределите несколько сотен экземпляров на много миллионов населения? Хорошо, даже если бы вы в 1812 году провели интернет – и распределили-таки, то остается самая серьезная проблема: поголовная неграмотность! Согласно первой попытке проведения опроса населения на предмет грамотности (лишь в 1844 году) выяснилось, что, даже если не учитывать «темные» азиатские и дальневосточные огромные регионы, в центральной части империи число грамотных и малограмотных вместе взятых составляет всего 3,6 %. 23 А по данным на 1820 год (т. е. через 8 лет после войны) в империи насчитывалось всего около 50 тыс. читающих людей (менее 0,1 % населения). 24 Сравните это с 40 % грамотных во Франции в старорежимном 1788 году (даже до того, как Наполеон провел реформы, позволившие постепенно обучить грамоте практически все население поголовно!).

Если мы продолжим игру в «если», в научную фантастику и обучим русских грамоте, то и в этой ситуации агитка С.С. Уварова не обретет смысла: ее не на что было купить – даже и в мирное время! В эпоху 1812 года цена годовой подписки на газету или журнал – около 15–20 руб.: это колоссальная сумма для подданных империи. По репрезентативным данным на 1840-е годы (показатели практически не менялись с 1810-х), к примеру, в сравнительно богатой Московской губернии земледелец в среднем зарабатывал 35–47 руб. (в год), а в Витебской губернии – 12–20 руб. 25 Мещане и разночинцы той поры постоянного заработка не имели (отчего Родя Раскольников и полез с топором на сорокалетнюю «старуху-процентщицу»). Что до аристократов (ничтожный процент населения) – то они читали в основном французские романы и британские газеты.

Второй после известной работы А.И. Михайловского-Данилевского крупной вехой историографии царского периода стало сочинение генерал-лейтенанта и профессора академии Генерального штаба Модеста Ивановича Богдановича (1805–1882) «История отечественной войны 1812 года» (СПб., 1859–1860). Это обстоятельное трехтомное исследование отличается обилием интересной фактуры, но ее научное значение во многом перечеркивалось все той же задачей создания великодержавного мифа. К примеру, участник Бородинского сражения, награжденный солдатским Георгиевским крестом, гвардеец М.И. Муравьев-Апостол (1793–1886), нашел «…у Богдановича большое сходство с известным Данилевским. Одни и те же замашки лакействовать». 26 Негативное отношение участников войны 1812 г. к официозным сочинителям очень напоминает подобное же со стороны свидетелей событий Второй мировой войны: я лично застал многих ветеранов (хотя большинства не стало еще до моего рождения), которым было больно и подчас стыдно вспоминать ужасы 1941–1945 гг. (и до этого сталинские репрессии, союз с А. Гитлером и нападение на Финляндию), а к пропагандистским поделкам они относились пренебрежительно. Некоторые успели даже оставить очень важные воспоминания – среди них: искусствовед, профессор Н.Н. Никулин (1923–2009), поэт и художник Л.Н. Рабичев (1923–2017) и прославленный писатель В.П. Астафьев (1924–2001).

Вместе с тем М.И. Богданович не преминул «лягнуть» предшественника (и отчасти конкурента) по профессиональному патриотизму: «…иностранные сочинения, документы и частные письма непременно должны быть приняты во внимание при исследовании войны 1812 года: генерал Михайловский-Данилевский впал во многие ошибки собственно от того, что совершенно устранял их либо пользовался только теми сведениями, которые подтверждали собственный его образ мыслей». 27

Далее. Помимо жанра, претендующего на серьезное исследование, был и другой – несколько лубочный. В нем прославился генерал И.Н. Скобелев (1778–1849). 28 Его убогое и примитивное сочинение «Беседы русского инвалида, или новый подарок товарищам» (СПб., 1838) сразу понравилось царю Николаю I, поэтому это бумагомарание многократно переиздавалось и внедрялось в среду армейцев. Присмотримся к личности сего пламенного патриота: элементарной грамоте он выучился поздно (вероятно, не ранее 19-летнего возраста), поэтому все его сочинения исправляли и дорабатывали в издательстве. Делами он прославился теми, что в 1820–1826 гг., находясь на должности генерал-полицмейстера написал несколько жалоб-доносов на А.С. Пушкина, в которых называл гениального человека «вертопрахом» и желал «содрать с него несколько клочков шкуры». Вот вам характерный портрет автора псевдопатриотической книжонки о 1812 годе. Графоман и доносчик не унимался – и вскоре написал еще одну брошюру с комическим названием «Письма из Бородина от безрукого к безногому инвалиду» (1839): здесь необходимо добавить, что «инвалид» также был неграмотный и бессовестный.

Однако развитие капитализма (пусть и сдерживаемое пережитками крепостничества), эволюция научных и общественных идей, публикация в России и за рубежом буквально десятков томов ранее неизвестных документов сделали свое позитивное дело: историческая наука вышла на новый уровень своего развития. Да, она все еще оставалась описательной по стилю и местами продолжала носить на себе отпечаток великодержавной цензуры, штампов и комплексов, но появлялись ученые, которые создавали значительные труды и имели вполне адекватные суждения. О степени светскости и разумности ситуации в историографии самого рубежа девятнадцатого – двадцатого века можно судить, к примеру, по биографическим книгам, посвященным Наполеону, вышедшим из-под пера крупного и незаслуженно забытого русского историка А.С. Трачевского (1838–1906). 29 Далее я приведу значительные отрывки из его «Наполеона I». О реформах и внутренней политике консула и императора: