Брэндон Снид - Держи голову выше: тактики мышления от величайших спортсменов мира

Тем летом, однако, я не слишком хорошо выступал за свою команду в лиге American Legion, и моим главным соперником за игровое время стал кэтчер, собиравшийся переходить в крупную школу Первого Дивизиона на стипендию, – но даже когда он получил травму, мой тренер, Маллис, всё равно предпочитал мне более молодого кэтчера. Вот насколько тяжко складывались мои дела. Ко мне вернулись те старые ощущения необходимости доказывать свою состоятельность – нерациональные и беспощадные, какими они были всегда.

Мне было больно, но мы сумели выиграть чемпионат штата в своей лиге. Позже Маллис отвел меня в ресторан Chick-fil-A, где мы и обсудили мое положение. Он знал, что я недоволен количеством игрового времени – в конце концов, это он убедил меня играть за него после того, как прошлым летом своими глазами видел, как я переживаю кошмарный опыт в другой команде лиги, где ко мне плохо относились как игроки, так и тренеры. Он сказал, что во мне было столько же грубой силы и таланта, сколько было в любом другом игроке, но по неясным ему причинам я боялся этих качеств, так ему казалось.

Это продолжилось и в колледже.

Всё начиналось вполне неплохо. Я упорно работал, что нравилось Тренеру, и он даже сказал мне, что я похож на игроков из команды «Всех звезд». Я был одержим каждой составляющей жизни выдающегося бейсболиста – или тем, что считал составляющими. Я стал экспертом по физподготовке, по ударам битой, стал специалистом во всём. Я каждый день тренировался часами. В свой первый год я набрал 20 фунтов мышечной массы, а к выпускному году – еще 35, увеличив таким образом свой вес со 165 до 220 фунтов [9] Около 100 килограммов. . При этом я следил за тем, чтобы это была хорошая масса; для этого я скрупулезно отслеживал жир в организме, державшийся в пределах 6–8 %. Мои партнеры по команде считали, что я сижу на гормонах роста или стероидах. Скаут следил за мной на просмотрах и в Pro Days, говорил, что с каждым годом ему всё больше нравилось то, что он видел, – но ему было нужно, чтобы я провел тот самый хороший сезон, о котором он говорил.

Неприятность заключалась в том, что сезоны у меня выходили даже не посредственными. Я прошел путь от вероятного кандидата в команду «Всех звезд» к игроку, который порой даже не попадал в заявку и не раз переживал действительно кошмарные недели. В своей лучшей форме я с большим отрывом был первым кэтчером команды, но мне очень недоставало стабильности, а у всех остальных кэтчеров ее хватало. И хотя какое-то время я чувствовал обиду из-за этого, я не могу винить Тренера в том, что он предпочитал мне их.

Я не помню точно, как именно наступил спад или почему он случился. Я помню плохо отыгранную двухстороннюю игру в команде, потом неудачную тренировку, а потом внезапно всё стало нарастать как снежный ком, и я уже не мог остановить этот процесс. Ко мне вернулось то же чувство со времен старшей школы, чувство, что я обязан играть великолепно или не буду играть вовсе, только теперь оно стало еще страшнее. Я опять старался изо всех сил. Все мои прежние страхи и сомнения захлестнули меня. Я не мог перестать обдумывать одно и то же по тысяче раз, и касалось это не только бейсбола. Я столкнулся с трудностями и в самой жизни, и основная масса этих трудностей вращалась вокруг клишированных сомнений наивного парня из христианского колледжа, чьи глаза начинают открываться настоящей жизни, из-за чего он начинает сомневаться в своем религиозном воспитании и во всём том, что оно от него требует. Мои эмоции, связанные с этой ситуацией, вероятнее всего наложились на мою чувствительную от природы натуру, не говоря уже про единственный совет, который мне давали родители в то время: «Продолжай верить, просто верь».

И вот тут мы подходим к оборотной стороне истории, когда тебе кажется, что всё вокруг словно прокляло тебя, когда твое тело это не твое тело вовсе, а некий новый враг, когда ничто не дается тебе легко, когда кажется, что законы Вселенной специально переписали со злым умыслом против тебя.

Мои страхи, как на поле, так и вне его, становились всё сильнее и сильнее, пока не начали проявлять себя физически посредством мандража. Видели когда-нибудь фильм «Высшая лига – 2»? Мы смотрели его в командном автобусе каждый раз, когда ехали на какую-нибудь игру. Там есть персонаж, кэтчер по имени Руби Бэйкер, который не умел даже бросить мяч назад питчеру. Мандраж, так это называется. У Руби был чудовищно запущенный случай мандража, прямо как у парней, не способных закатить мяч в лунку, забросить штрафной или забить филд-гол.

Одним из моих прозвищ было Руби.

У меня всегда была рука-пушка – одно из моих сильнейших качеств; я очень любил подлавливать на второй базе раннеров, оторвавшихся слишком далеко, порой делал это прямо с коленей – но с тех самых пор, как я начал играть в Младшей лиге, этот бросок мяча обратно на питчерскую горку всегда был для меня поводом понервничать, а в старшей школе стало только хуже. Как-то раз, одним дождливым днем, в матче American Legion, случившемся летом, незадолго до начала выпускного года, мой бросок питчеру вышел неудачным, мяч улетел в сторону, отчего питчер устроил мне нагоняй. Потом это продолжилось, и спустя немного времени уже каждый мой бросок питчеру оборачивался небольшой панической атакой, из-за которой я напрягался так сильно, что чувствовал, как плечо моей бросковой руки деревенеет.

На всем протяжении первого года моей учебы в колледже я чувствовал себя так, будто мой мозг непрерывно горит огнем. Я начал представлять себе маленьких драконов, летающих внутри моего черепа и сходящих с ума. Я чувствовал себя потерянным и беспомощным. Тренер не знал, как помочь мне. Родители пытались, но тоже не знали, как помочь. Книги, которые я читал, не помогали. Библия не помогала. Церковь не помогала. Бог не помогал. Люди в родном городе поражались, когда видели, с какими трудностями я столкнулся, но и они не знали, как помочь.

Я чувствовал, что мандраж теперь сопутствует мне во всем. Я запарывал сигналы, лажал в простых розыгрышах, запускал мячи в аутфилд. Порой мне казалось, что я забыл, как правильно размахиваться битой. Как-то раз – и я сейчас не выдумываю, – когда я стоял на первой базе, отчаянно желая сделать что-нибудь хорошее для команды, я сделал тэг-ап после поп-флая, прилетевшего к кэтчеру. Даже за пределами поля я стал вести себя как не совсем здоровый головой человек. Я чувствовал себя так, будто не знаю даже, как… тусить. Как просто быть обычным чуваком. Уличный баскетбол, который я когда-то обожал, стал напрягать меня так сильно, что я едва соображал. В иные дни, просто сидя за рулем, я так сильно сжимал руками рулевое колесо, что даже не осознавал этого – пока руки не начинало сводить судороги.