Елена Первушина - Слова потерянные и найденные

Но рано радоваться! Прочтите-ка отрывок из мемуаров одного из сподвижников Петра князя Бориса Ивановича Куракина. Куракин, крестник царя Федора Александровича, старшего брата Петра, был его спальником (помогал царю готовиться ко сну и одеваться по утрам), входил в потешный Семеновский полк, участвовал в Азовских походах, а в 1696 году его направили в Италию для изучения морского дела, фортификации и математики. Вот что он рассказывал о своей влюбленности, пережитой во время путешествия:

«Въ ту свою бытность былъ инаморатъ славную хорошествомъ одною читадинку, называлася signora Francescha Rota, которую им ѣ лъ за медресу во всю ту свою бытность. И так был inamorato, что не могъ ни часу без нея быть, которая коштовала мн ѣ въ т ѣ два м ѣ сяца 1000 червонныхъ. И разстался съ великою плачью и печалью, аж до сихъ поръ изъ сердца моего тотъ amor не можетъ выдти и, чаю, не выдетъ, и взялъ на меморiю ея персону и об ѣ щалъ къ ней опять возвратиться…» 3 3 Куракин Б. И. Жизнь князя Бориса Ивановича Куракина, им самим описанная. 1676–1709 // Архив кн. Ф. А. Куракина. – Т. 1 . Спб., 1890. С. 278. .

Пожалуй, без словаря не разберешь. Причем для расшифровки этих нескольких строчек понадобятся по меньшей мере три словаря. Из итальянско-русского мы узнаем, что innamorato означает «быть влюбленным», cittadino – «гражданин, горожанин», а в данном случае, видимо, «горожанка»; словарь крылатых слов латинского языка сообщит нам, что выражение in memorio означает «на память». А еще пригодится большой энциклопедический словарь, который скажет, что:

ПАРСУНА (искажение слова «персона») – условное наименование произведений русской, белорусской и украинской портретной живописи кон. XVI – начала XVII в., сочетающих приемы иконописи с реалистической образной трактовкой.

Видите, какая большая работа нам понадобилась для того, чтобы узнать, что, будучи в Италии, Борис Куракин влюбился в прекрасную итальянку Франческу Рота и взял на память ее портрет.

А вот как начинает князь сочинение «Гистория о царе Петре Алексеевиче»:

«В помощи Вышнего и в надеянии его святой милости продолжение веку моего и во исцеление от моей болезни, начинаю сей увраж давно от меня намеренный в пользу моего Отечества, Всероссийской империи и в угодность публичную, прося Вышнего, дабы благословил меня по моему желанию, ко окончанию привести» 4 4 Петр Великий. Воспоминания, дневниковые записи, анекдоты. СПб. «Пушкинской фонд», 1993. .

Мы готовы смириться с тем, что слово «история» Куракин пишет как «гистория», пытаясь передать ее написание по-латыни (historia), что вместо «в надежде на милость» (винительный падеж) он пишет «в надеянии милости» (родительный падеж), что он создает невиданное нами причастие – «давно от меня намеренный», которое не сразу и сообразишь, как перевести на современный русский язык. Но что еще за «увраж», который он начинает? А это снова проявилась любовь Куракина к иностранным словечкам! По-французски ouvrage означает «сочинение», «труд».

Правда, далеко не все русские люди в начале XVIII века уезжали за границу и не во всех головах варилась такая «языковая каша», как у Куракина. Сам Петр I строго выговаривал тем мастерам, которые начинали вставлять в свои донесения слишком много иностранных терминов. Одному из них он писал: «В реляциях твоих употребляешь ты зело много польские и другие иностранные слова и термины, за которыми самого дела выразуметь невозможно; того ради впредь тебе реляции свои к нам писать все российским языком, не употребляя иностранных слов и терминов». Однако, браня мастера, Петр, сам не заметив того, написал слово «реляция», пришедшее из латинского языка (relatio, от глагола referre – передавать), вместо исконно-русского слова «донесение».

Но, говоря по чести, прекратить заимствовать иностранные слова было не так просто, а порой и невозможно. По Петербургу в начале XVIII века ходил анекдот о переводчике, которому поручили перевести французскую книгу по садоводству. Бедняга промучился некоторое время и в конце концов покончил жизнь самоубийством, отчаявшись передать французские понятия по-русски.

Возможно степень «засорения» языка иностранными словами прежде всего зависела от обстоятельств жизни того или иного деятеля Петровской эпохи, от его биографии и склада характера. И даже не возможно, а вполне вероятно. Нам уже известно, что на князя Куракина огромное впечатление произвели его заграничные поездки и он до конца жизни не мог избавиться от полюбившихся иностранных словечек.

Но вот для сравнения отрывок из произведения другого биографа Петра Андрея Нартова. Речь идет о визите Петра в Англию:

«Апреля 12-го скрытно был государь в парламенте. Там видел он короля на троне и всех вельмож королевства, сидевших купно на скамьях. Прослушав некоторых судей произносимые речи, которых содержание государю переводили, его величество к бывшим с ним россиянам сказал: “Весело слышать то, когда сыны отечества королю говорят явно правду, сему-то у англичан учиться должно”» 5 5 Там же. .

Немного непривычной покажется манера датировки письма – сначала указан месяц, затем день. Возможно, странно прозвучат слова «купно» и «сему-то» (этому-то), но в целом нам не придется звать переводчика и лезть в словарь, чтобы понять эту историю. На сей раз автор, Андрей Нартов, носил звание «царева токаря», работал с Петром в Летнем дворце и был в курсе подробностей повседневной жизни государя, слушал его рассказы и рассказы его ближайших друзей. Нартов не был дворянином, предполагается, что он происходил из посадских людей. Может быть, он просто не знал иностранных языков и потому не мог вставлять иностранные слова в свою речь? Нет! По поручению Петра Нартов побывал в Голландии, Франции и Англии, «приобретая знания в механике и математике». Может быть, свою роль сыграло то, что Нартов был почти на двадцать лет моложе Куракина? Он родился в 1693 году, а Борис Иванович – в 1676-м. А возможно, все дело просто в нашем восприятии, и в том, что слово «парламент» давно вошло в наш повседневный словарь и мы уже не воспринимаем его как иностранное, а со словом ouvrage этого не произошло? Меж тем «парламент» должно было звучать «чужеродно» не только для русских, но и для англичан. Ведь оно происходит от французского глагола parler – говорить.

Несомненно, что в XVIII веке в русский язык хлынул поток иностранных терминов, также как хлынул поток иностранных специалистов в Россию. Повседневная жизнь высшего света зримо «онемечилась»: костюмы стали европейскими, на открытых собраниях для лиц обоего пола – ассамблеях – танцевали европейские танцы, лакомились европейскими деликатесами и винами и курили европейские трубки. Но русский язык не погиб, не задохнулся под натиском немецких, голландских, французских, итальянских и английских слов. Он видоизменил и принял те из них, которые ему понравились, а другие – перевел. Так, старинное название местопребывания царя и царского двора, митрополита, архиерея или знатного боярина – «палаты» (от латинского palatium) постепенно было вытеснено исконно русским словом «дворец» (от «княжий двор»).