Эдвард Норберт - Homo Sapiens. Краткая история эволюции человечества

Примером такого эволюционного «гамбита» может служить яркое оперение у самцов многих птиц, которое делает их хорошо заметными не только для самок, но и для хищников. Однако природа сделала в этом случае ставку на повышение вероятности успешного размножения и оказалась права. Длительное существование таких видов доказывает правильность «гамбита», подтверждает, что успешное размножение для этих видов птиц важнее, нужнее и полезнее демаскировки самцов.

И с дрейфом генов дело обстоит не так-то просто. Дрейф генов может приводить к увеличению изменчивости, то есть может нарушать генетическое равновесие в пределах вида в целом, но он также может уменьшать изменчивость в пределах конкретной популяции, «убирая» из нее новые генотипы, появившиеся в результате мутаций. Здесь все зависит от размеров популяции, то есть – от числа особей в ней. Согласно общестатистическим правилам в больших популяциях дрейф генов будет обеспечивать генетическую стабильность, а в малых станет ее нарушать, вплоть до создания преимуществ для признаков, нетипичных для основной, «материнской» популяции. В результате дрейфа генов в маленьких популяциях и появляются «в ускоренном темпе» новые виды.

С механизмами, нарушающими генетическое равновесие в популяциях, все должно быть ясно без объяснений. В процессе мутагенеза гены изменяются, а приток генов из других популяций может приносить «нетипичные» гены. Перенос генов между популяциями стирает генетические различия между ними, но в то же время нарушает равновесие в каждой из популяций.

В это трудно поверить, но генетики могут определять по ДНК причину распространения признака, то есть могут судить о том, распространялся ли он в процессе естественного отбора или же стал преобладать в популяции в результате дрейфа генов. Дело в том, что мутации бывают синонимичными и не синонимичными. Синонимичными, или молчащими, называются мутации, которые не изменяют генетического кода, не изменяют последовательности фрагментов в кодируемой молекуле. А не синонимичные – изменяют. Преобладание не синонимичных мутаций над синонимичными на фрагменте ДНК, то есть – в гене, свидетельствует о том, что кодируемый этим геном признак поддерживался естественным отбором. Преобладание синонимичных мутаций позволяет думать о дрейфе.

Автор искренне и с огромной радостью поздравляет читателей с завершением чтения двух наиболее сложных для понимания глав этой книги. Если вы дочитали до этого места, то респект вам и троекратное «ура». Дальше будет легче, гораздо. Можете сделать небольшую паузу для того, чтобы насладиться сознанием своей крутизны.

Перед началом знакомства с историей эволюции человека нужно избавиться от лишнего груза – от одного весьма распространенного заблуждения, которое нам с вами никто в головы не вкладывал, оно родилось само собой. Так бывает, причем нередко. И если хотите знать, то наиболее стойкие и самые абсурдные заблуждения зарождаются сами собой, без чьей-либо подачи. Мы очень ценим то, до чего дошли своим умом, это общеизвестно.

Так вот, самый древний представитель рода людского (не то второй древнейший после Человека рудольфийского) – Человек умелый, он же Homo habilis , появился на планете около 3 000 000 лет назад. Точнее – около 2 800 000 лет, ведь именно таков возраст окаменелого фрагмента нижней челюсти с пятью зубами, обнаруженного в полуразрушенных горных породах на территории национального эфиопского парка Аваш несколько лет назад. Ряд особенностей, таких как хрупкие и одинаковые по размеру малые коренные зубы, как правильные, то есть – человеческие, а не обезьяноподобные пропорции челюсти, неопровержимо свидетельствуют о том, что находка принадлежит именно Человеку умелому, а не его ближайшему предку австралопитеку. Про австралопитеков еще будет сказано, причем – немало, а сейчас нас интересует только возраст существования человечества, поскольку он имеет прямое отношение к заблуждению, от которого мы сейчас станем избавляться.

Берем для удобства цифру 3 000 000 и идем дальше.

Наш прямой предок – Человек разумный, появился не то 200 000 лет назад, не то 300 000, не то 100 000 лет назад. Дело давнее, дело темное, да вдобавок точный возраст зависит от того, выделяется ли внутри вида группа ранних представителей человека разумного Homo sapiens clade . Но о возрасте и классификациях мы также поговорим позже. Давайте возьмем усредненное значение в 200 000 лет.

И что же у нас получается?

А получается то, что между человеком умелым и человеком разумным лежит временная пропасть более чем в 2 500 000 лет.

Ничего удивительного, ведь эволюция – дело долгое. Тысячелетие для нее все равно что секунда. Да и разница между Человеком умелым и Человеком разумным невероятно велика. Человек умелый недалеко ушел от обезьяны, если уж говорить начистоту. Что он там умел – палкой с деревьев плоды сбивать да камнями в зверей швыряться? Есть мнение, причем довольно авторитетное, что Человек умелый не освоил такого простого дела, как заточка каменных орудий. Для того, чтобы получить острую режущую кромку, Человек умелый раскалывал камень. Поводить относительно мягким кварцем (орудия, изготавливаемые Человеком умелым, преимущественно были кварцевыми) о кусок более твердой породы для того, чтобы кромка стала острее, Человек умелый не догадывался. Умения что-то делать у него уже были, а вот мышление оставляло желать лучшего. Собственно, при объеме головного мозга в 600 см 3, лучшего можно было и не желать. И вообще, далеко не все антропологи [6]признают выделение Человека разумного в самостоятельный вид рода Люди. Слишком много, мол, чести для эволюционировавшего австралопитека.

Другое дело – Человек разумный, то есть – мы с вами. Человек разумный – это ах, ух, супер-пупер и вообще невероятная крутизна! В космос летаем, реки вспять поворачиваем, нанотехнологии внедряем, музыкальные конкурсы устраиваем… Да для создания такого совершенного биологического вида, как мы с вами, эволюции могло понадобиться и вдвое больше времени.

Человек умелый

А теперь давайте попробуем рассказать о том, как мы представляем этот путь от Человека умелого к Человеку разумному.

Дело было примерно так…

Сначала Человек умелый изготовлял самые что ни на есть примитивные орудия труда. Подберет упавшую с дерева ветку, очистит ее кое-как от побегов – и получает дубинку. Расколет напополам крупный кусок кварца – получает что-то вроде топора. Расколет длинный плоский камень – получает нож. Орудия крайне примитивны, но у обезьян и того нет. Обезьяна может поднять с земли ветку и сбить ею плод с дерева, подражая тому, что делал на ее глазах человек, то есть повторяя то, что она увидела. Но очистить ветку так, чтобы та превратилась в дубинку, обезьяна не сможет. И не станет она носить дубинку при себе в качестве постоянного инструмента. Как только необходимость в ветке исчезнет, та сразу же будет отброшена в сторону. И вспомнит ли обезьяна назавтра о том, как она использовала ветку, – тоже вопрос.