Борис Черток - РАКЕТЫ И ЛЮДИ

Нордхаузене область деятельности, как эксплуатация и сам процесс пусков ракет. Но, оказывается, русские и это предусмотрели. И не только своей небольшой группой «Выстрел».

Постановлением ЦК партии и Совнаркома от 13 мая 1946 года предусматривалось не только создание ракетной промышленности, но и создание специального ракетного Государственного центрального полигона (ГЦП) и специализированных войсковых частей.

Параллельно с нашей военно-промышленной организацией, каковой, по существу, был институт «Нордхаузен», создавалась чисто военная система, в задачи которой входило освоение войсковой эксплуатации ракетной техники.

На базе гвардейской минометной части полковника Черненко, дислоцировавшейся в деревне Берке, вблизи города Зондерсхаузена, начала формироваться БОН – бригада особого назначения резерва Верховного Главнокомандующего. Командиром бригады был назначен боевой генерал Александр Федорович Тверецкий.

Вместе с Королевым, Воскресенским и Пилюгиным мы отправились в Зондерсхаузен, в котором размещался весь офицерский состав БОН, знакомиться с новой для нас военной организацией и ее командиром. Королев больше всего опасался, что новая сложная техника попадет в руки командиров-солдафонов и тогда наша работа на самой конечной стадии может быть дискредитирована. Но наши опасения были напрасными. Генерал Тверецкий оказался на редкость интеллигентным, доброжелательным и располагающим к себе человеком. В этом мы вскоре убедились, встречаясь не только по службе, но и при общении наших семей.

Но в одном он проявил твердость с первых же дней. В БОН ежедневно прибывали военные специалисты – офицеры с большим фронтовым опытом из различных родов войск. Тверецкий заявил, что он не намерен отнимать у них время на строевую, физическую и политическую подготовку. Он категорически настаивал, чтобы мы допустили их к работе в лабораториях и подразделениях института, к испытаниям ракет на производстве в Кляйнбодунгене, к работе группы «Выстрел» и т.д. Королев и Пилюгин не выразили энтузиазма, потому что мы и так уже были перенасыщены советскими специалистами – инженерами и военными, которые должны были впоследствии перейти в центральный аппарат ГАУ и обеспечить на заводах сильные коллективы военной приемки.

Однако все требования Тверецкого мы выполнили, и офицеры, украшенные, в отличие от нас, многими боевыми орденами и медалями, стали осваивать новую для них область деятельности. Среди многих офицеров БОНа, которые по воле армейских кадровиков оказались в те весенние дни 1946 года на службе в Зондерсхаузене, добрым словом необходимо вспомнить тех, чья последующая деятельность оказала существенное влияние на развитие нашей ракетной, а затем и космической техники.

Николай Николаевич Смирницкий – от помощника начальника электроогневой группы нового соединения прошел через труднейшую службу на ГЦП в Капустином Яре до генерал-лейтенанта, в течение девяти лет возглавлявшего ГУРВО – Главное управление ракетного вооружения, затем был заместителем главнокомандующего Ракетными войсками стратегического назначения.

Яков Исаевич Трегуб в чине майора особых инженерно-саперных войск возглавил первую стартовую команду. Впоследствии он руководил испытаниями зенитных управляемых ракет уже в чине генерал-майора, был заместителем главного конструктора Мишина по испытаниям космических объектов и до последнего времени плодотворно работал над новыми автоматическими космическими аппаратами для метеорологии и изучения природных ресурсов Земли.

Александр Иванович Носов после Зондерсхаузена служил в Капустином Яре, затем возглавил на полигоне в Тюратаме (5-й научно-исследовательский и испытательный полигон – будущий Байконур) управление по испытаниям знаменитой межконтинентальной ракеты Р-7. Он много сделал для отработки королевской ракетной техники, но трагически погиб на стартовой площадке при взрыве межконтинентальной ракеты, разработанной другим главным конструктором – Янгелем. Это был не единственный случай трагической гибели первых офицеров-ракетчиков.

Борис Алексеевич Комиссаров пришел в БОН в чине майора. Впоследствии он специализировался по испытаниям приборов автомата стабилизации. Возглавлял военные приемки на ракетных заводах и дошел до высокого государственного поста – заместителя председателя Комиссии по военно-промышленным вопросам при Президиуме Совета Министров СССР. Мне и Пилюгину по ведомственным соображениям приходилось отказывать Комиссарову в тот далекий 1946 год в просьбах о передаче военным для изучения гироприборов, «мишгеретов» и рулевых машин, которые мы собирали по крохам и с трудом восстанавливали. Нет, не могли мы предвидеть, что к этому скромному майору мы через много лет будем приходить просителями по постановлениям стоимостью в многие миллионы рублей.

Не перечисляю многих других военных, с которыми свела совместная работа в Германии. За очень малыми случайными «флюктуационными» выбросами все они оказались впоследствии достойными бойцами передового края научно-технической революции в технике вооружения, а потом и вполне мирной космонавтики.

Не могу сказать, по чьей личной инициативе: Королева, Воскресенского или кого-либо из военных группы «Выстрел», – но еще в начале 1946 года возникла идея разработки и постройки силами немецких вагоностроительных фирм с привлечением любых других специального железнодорожного состава – ракетного спецпоезда. Реализация этой идеи была не под силу институту «Рабе».

Но с созданием института «Нордхаузен» идея обрела много сильных сторонников. Были выделены необходимые и немалые средства. Советская военная администрация оформила заказ особой важности вагоно – и приборостроительным фирмам, и началась кипучая деятельность. Проект предусматривал создание спецпоезда, который мог обеспечить весь процесс подготовки испытаний и пуска ракет из любой пустынной местности так, чтобы не требовалось никакого строительства, кроме железнодорожной колеи.

В составе поезда предусматривалось наличие по меньшей мере 20 специальных вагонов и платформ. В их числе были вагоны-лаборатории для автономных испытаний всех бортовых приборов, вагоны службы радиотелеметрических измерений «Мессина», фотолаборатории с устройствами обработки пленки, вагон испытаний двигательной автоматики и арматуры, вагоны-электростанции, компрессорные, мастерские со станочным оборудованием, рестораны, бани и душевые, салоны для совещаний, броневагон с электропусковым оборудованием. Предусматривалась возможность пуска ракеты при управлении ею из броневагона. Ракета устанавливалась на стартовом столе, который вместе с подъемно-транспортным оборудованием входил в комплектацию специальных платформ. Пять комфортабельных жилых вагонов с двухместными купе, два вагона-салона для высокого начальства и санитарный вагон-госпиталь позволяли надеяться на жизнь в любой пустыне без палаток и землянок. В разгар строительства этого чуда железнодорожной техники Тверецкий добился решения и специальных ассигнований на создание второго такого же спецпоезда, но не для промышленности, а только для военных. Удвоение программы вызвало многочисленные конфликты в связи с нехваткой специальной испытательной и общеизмерительной аппаратуры для комплектации вагонов.