Александр Викторович Волков - Загадки Финикии

На русском языке памятники финикийской литературы были впервые изданы в 1903 году Б.А. Тураевым. Почетное место в мировом финикиеведении занимают труды российских и советских ученых, прежде всего Б.А. Тураева, И.Н. Винникова, М.Л. Гельцера и И.Ш. Шифмана. Немало времени и сил уделяет популяризации забытой финикийской культуры Ю.Б. Циркин.

Финикийцев часто упрекали в том, что они старательно умалчивали о себе, не оставив даже – в отличие от соседей, израильтян, – собственных исторических хроник. Об этом народе мы узнаем в основном из летописей, составленных другими. Финикийцев представляют перед судом истории лишь их соперники, а то и враги – египтяне, ассирийцы, евреи, греки, римляне.

Некоторые исследователи делали поспешные выводы, предполагая, что финикийцы с недоверием относились к слову, запечатленному в письменных знаках… и не оставили после себя никаких литературных произведений. Они были обывателями, грубыми дельцами, капиталистами и не питали никакой склонности к словесному искусству.

В 1836 году немецкий теолог Фридрих Вагенфельд попытался развеять предубеждение, сложившееся о древних жителях Ливана. Он издал сочинения финикийского историка Санхунйатона, о которым знали лишь по скудным упоминаниям у позднеантичных авторов.

В «Истории» Санхунйатона якобы собрано все, что было известно о финикийском народе в эпоху Троянской войны, то есть в середине ХIII века до нашей эры. Появление из тьмы веков, как Deus ex machine, неведомого летописца вызвало волнение среди профессоров древней истории. Внимание к его трудам и доверие к ним подогревались еще и тем, что имя Санхунйатона уже было известно по трудам церковного писателя и епископа Евсевия, жившего в IV веке в Кесарии (Палестина). Теперь пришел черед говорить самому Санхунйатону.

Интерес к открытию Вагенфельда был так велик, что о нем заговорили в газетах. Какое-то время древними финикийцами – народом иной цивилизации – увлекались так же рьяно, как четверть века назад – инопланетянами. Отголоски той моды – роман Гюс-тава Флобера «Саламбо» (1862), посвященный финикийскому Карфагену («Восточная сказка навевает на меня порывами, овевая смутным ароматом, от которого ширится душа», – признавался Флобер), и повесть немецкого прозаика Вильгельма Раабе «Абу Тельфан» (1867), герой которого, заперев дверь, украдкой листает «книгу тайн» – сочинения Санхунйатона.

Однако в разгар увлечения финикийскими древностями произошло неожиданное – раскрылся подлог. Немецкий историк и теолог Фридрих Карл Моверс доказал, что манускрипт Санхунйа-тона – это от первой до последней строчки фальшивка. Вагенфельд был разоблачен. «Первооткрыватель финикийских древностей» закончил жизнь редактором бульварной газеты и пьяницей. «Ученый, который сочинил на отличном греческом языке восточную историю, приписанную им фиктивному Санхунйатону, мог бы легко и с меньшими издержками приобрести репутацию солидного эллиниста» (пер. Е.М.Лысенко), – удивлялся французский историк Марк Блок.

Между тем мода на Финикию прошла, а надежда отыскать подлинные документы, относящиеся к ее истории Финикии, почти угасла. В настоящее время ученые считают, что подлинник «Истории» Санхунйатона уже никогда не будет найден и нам остается, как прежде, черпать все сведения о финикийцах – этом исчезнувшем народе – лишь из еврейских и греческих источников. Их скрупулезным изучением и занимались ученые.

Уже в 1841 году Фридрих Карл Моверс опубликовал первую книгу своего четырехтомного труда «Финикийцы». В нем он собрал из сочинений античных и библейских авторов все, что сообщалось о Финикии, а также истолковал приведенные цитаты. С этого времени началось строго научное изучение этой страны и ее культуры.

Особый интерес вызывали упомянутые отрывки из Евсевия. В 1858 году, незадолго до своей ливанской экспедиции, Эрнест Ренан, размышляя об их подлинности, восклицал: «Немного проблем в области семитологии и древней истории вообще имеют больше важности, чем этот вопрос».

В 1903 году тогда еще приват-доцент Санкт-Петербургского университета Б.А. Тураев собрал и перевел на русский язык все известные отрывки из грекоязычных авторов, в которых цитировались финикийские писатели, и издал книгу под названием «Остатки финикийской литературы». Тексты он снабдил обширными комментариями (в одном случае комментарий в три раза превышает оригинальный текст). Книга Б.А. Тураева отчасти не потеряла своей научной ценности по сей день. Несколько лет назад его сочинения были переизданы, хотя теперь сами требуют определенного научного комментария. Ведь исследования Финикии за минувшее столетие продвинулись далеко вперед.

После открытия угаритских записей, выполненных жившим в ХIV веке до нашей эры писцом Илимильку, никто уже не сомневается в том, что в ХII или ХI веке до нашей эры в Беруте жил финикиец по имени Санхунйатон, который изложил верования финикийского народа и основные вехи его истории. Очевидно, его сочинение хранилось в главном храме этого города и считалось «словом божьим» – приписывалось непосредственно богу-изобретателю письма Таавту. Нечто подобное могло существовать и в других финикийских городах.

Однако до нас не дошло ни одного произведения Санхунйа-тона, хотя он был писателем известным и разносторонним. Сан-хунйатон «был человеком великой учености и тщательности, желая всячески знать начало всего, от которого произошло все» (пер. Б.А. Тураева) – так отзывался о нем Филон Библский – грекоя-зычный писатель I – II веков нашей эры.

О самом Филоне также мало что известно. Мы даже не знаем, был ли он греком, проживавшим в Библе, или финикийцем, писавшим по-гречески. Он написал десятки книг, в том числе «Финикийскую историю» в девяти (или восьми) книгах. Однако они, очевидно, не пользовались особой популярностью. До нас дошли только разрозненные цитаты из первого тома «Истории», повествовавшего о мифологии финикийцев.

Они сохранились лишь в сочинении Евсевия Кесарийского «Приготовление к Евангелию», обличавшего пагубность языческой веры. Цитируя Филона, Евсевий, «отец церковной истории», пытался показать читателю мерзостность и безбожность язычества. Его задача облегчалась тем, что сам Филон видел в богах обожествленных людей. Филон даже предуведомлял своих читателей, «что наиболее древние из варваров, особенно финикийцы и египтяне… считали величайшими богами тех, которые изобрели что-либо необходимое для жизни или как-нибудь облагодетельствовали народы».

Можно л ишь предпол агать, что «История», н апи санн ая Фил он ом, напоминала исторические труды египтянина Манефона, вавилонянина Бероса или же «Иудейские древности» Иосифа Флавия.