Феликс Квадригин - На байдарке

Только очень желчный человек упрекнет мальчишек в злом умысле. Потому что надо быть бесчувственным и предельно нелюбознательным, чтобы не проявить интерес к таким чудным лодкам. Нет, мальчишкам нельзя бросить и слова упрека.

Но подумайте сами, будет ли вам от этого радостнее? Существует еще с полдесятка причин, из-за которых намерение оставить байдарку на плаву должно квалифицироваться как недопустимое легкомыслие. Внезапный ночной ливень, грозящий затопить байдарку, далеко не самая опасная из них. Но перечислять их, по-видимому, не стоит, ибо непреложность и этого закона очевидна.

Следующий закон стоянки легок и необременителен. Именно поэтому о нем часто забывают. Потом жестоко раскаиваются. Но затем забывают о нем снова. И вновь мучаются угрызениями совести. Только приходящая со временем Высшая Байдарочная Мудрость делает соблюдение этого закона рефлекторным. А он всего-навсего гласит: осмотри стоянку перед уходом.

Мудрые байдарочные аксакалы твердили вам об этом законе едва ли не чаще, чем о всех остальных. И тем не менее после первой же стоянки вам приходится грести четыре километра против течения и против ветра, потому что обнаруживается: забыта высушенная и тщательно упакованная палатка (всего-то!). Причем благодетель, обнаруживший эту пропажу, не может нахвалиться своей проницательностью и все время повторяет: «То-то я чувствую, что сидеть мне неудобно!..»

На другой стоянке вы забываете висящие над костром котелки. На этот раз пропажа обнаруживается лишь на дневной стоянке. Идти вверх по течению сил нет никаких. Поэтому назначенная Адмиралом жертва будет продираться по прибрежному кустарнику часа три до стоянки и четыре часа обратно – до мест" остановки. К счастью, котелки уцелели, но день безнадежно испорчен. Да тут еще Кок портит оставшимся настроение, злорадно расписывая, как весь поход им придется питаться гречневой крупой и сырой рыбой.

После того как гонец возвращается с котелками, Адмирал проводит летучее совещание, тезис которого односложен и убедителен: не будете осматривать стоянку перед уходом – убью!

Адмирал оказывается клятвопреступником уже на следующий день, когда выясняется, что забыта сетка с овощами. На этот раз Адмирал запрещает возвращаться, и уху приходится варить на макаронах.

Только тут участники похода начинают постигать Высшую Байдарочную Мудрость (пока, увы, лишь ее азы). И отныне перед уходом каждую стоянку внимательно осматривают. Теперь забываются лишь самые мелкие предметы: ложки, ножики, плавки. Но с такими потерями можно мириться...

Впрочем, есть один предмет, который, неизвестно почему, навеки отмечен печатью проклятия и который будет неизбежно забыт, даже если в походе участвуют байдарочные академики. Да, вы знаете о мистических свойствах этого предмета. И рассказываете о его подлых особенностях в первую очередь новичкам. Но рок сильнее даже Мудрости байдарочника с десятилетним стажем. Предмет этот будет забыт не раньше второй стоянки (это у неопытных саложат), но уж никак не позже восьмой (у байдарочных зубров). Впрочем, бывают случаи, когда умудренный байдарочник забывает его на третьей или даже второй стоянке, но уже никогда не удавалось даже самому осмотрительному новичку продержаться долее четвертой.

Речь идет о байдарочном чехле. Вы его забудете с роковой неизбежностью, противиться которой не советуем. Один изворотливый и воображающий себя предельно хитрым байдарочник решил бороться с этим законом, прихватив запасные чехлы. Первый комплект он забыл на второй стоянке, запасной комплект продержался у него до седьмой. Теперь это самый скромный из всех байдарочников, страдающий к тому же комплексом неполноценности.

Приверженцы телепатических и астральных явлений найдут здесь богатую пищу для размышлений, и мы им эту пищу охотно уступаем, потому что ломать голову над причинами столь упрямого поведения байдарочных чехлов мы давно отказались, ибо знаем: все равно придется возвращаться из похода, упаковав байдарку в подручный материал. Поэтому не тратя попусту слов, мы заготавливаем лишний кусок пластика и веревки (кстати, они никогда не окажутся лишними).

На 114-й странице одного почтенного издания, в котором собраны сливки туристской мудрости, сказано велеречиво, но зато категорически и лаконично: «Костер – приспособление для согревания туристов, приготовления пищи и высушивания промокшей одежды».

Даже убежденный прагматик, прочтя это определение, рискует нажить стойкое отвращение к туризму. Потому что согреваться, обсушиваться и питаться можно и дома.

Если бы был объявлен конкурс на лучшую туристскую эмблему, сомнений нет – такой эмблемой стал бы костер. Костер, и только он! Потому что... Впрочем, разве вы сами не понимаете почему?!

Итак, костер – эмблема, символ. А символ надо чтить, символу надо поклоняться.

Жрецом костра на протяжении похода является Костровой. На его... нет, не плечи, на его колени ложится обширный круг обязанностей. И действительно, Костровой, за исключением немногих минут сна и тех, по его мнению совершенно пропащих, часов, когда надо куда-то и зачем-то плыть, проводит все время перед костром на коленях, изредка дуя в него и большей частью о чем-то интимно перешептываясь с ним.

В течение всего похода Костровой высокомерно игнорирует красоты ландшафта, оценивая его лишь одной меркой: есть ли на окружающих берегах горючие предметы и сколько их. При выборе стоянки Кострового совершенно не интересует удобный подход к берегу, его не пугает нависшая плотной пеленой комариная стая, он не смущается близким соседством скотного двора. Даже шуршащие в высокой траве подозрительные змеи ему не помеха. Какие там змеи, когда здесь в изобилии разбросаны сухие сосновые ветки!

Идеальной для Кострового является река, ровные берега которой украшают сложенные аккуратными штабелями сухие ветки и щепки. Причем мелкие сложены отдельно.

С чего начинается костер? С выбора места. И если стоянка тесна и неудобна, то костру, как любимому и капризному детищу, отдают самый лакомый кусок.

С видом средневекового рудознатца и чуть ли не осеняя себя и стоянку крестным знамением, Костровой отрешенно бродит по площадке и, пробуя почву палкой, бормочет:

– Нет, здесь Ему будет нехорошо. Этого Он не любит. И этого тоже. А вот тут, будем надеяться, ему понравится.

Все остальные члены группы, не смея выказывать признаков нетерпения, ждут, когда же наконец Ему будет определено место, ибо вся планировка лагеря «отталкивается» от костра. Остановив выбор на одном ему понятном бугорке, Костровой бухается на колени и в такой позе (голова и спина внизу, а все остальное наверху) остается вплоть до отхода ко сну.