Джон Дрейер - История астрономии. Великие открытия с древности до Средневековья

Естественно ожидать, что дальше Аристотель должен объяснить устройство планетных сфер. Но (каковы бы ни были его причины) он всего лишь говорит, что ответ на этот вопрос можно поискать в книгах по астрономии (περὶ ἀστρολογίαν), так как в них он достаточно подробно рассмотрен. В одиннадцатой книге этого многотомного труда, известной под заглавием «Метафизика», он, однако, рассматривая пифагорейские и платоновские системы чисел, коротко рассказывает о системе сфер Евдокса и Каллиппа (о чем мы уже упоминали) и прибавляет некоторые собственные соображения, чтобы адаптировать ее к своему принципу движущей силы, действующей от внешней поверхности Космоса по направлению к центру [91]. Для Аристотеля сферы, таким образом, представляют собой не просто математические формулы, хотя он говорит, что цель его схемы состоит в объяснении явлений; сферы – это физически существующие части огромного механизма, который движет небесными телами под действием их душ. Тогда встает проблема соединения всех групп сфер, однако таким образом, чтобы предотвратить передачу движения от внешних сфер внутренним. С этой целью он вводит несколько дополнительных сфер, которые просто называет «невращающимися» (ἀνελίττουσαι), между последней, самой внутренней сферой каждой планеты и самой внешней сферой следующей планеты, расположенной за ней. Пусть I, II, III и IV представляют четыре сферы планеты Сатурн в теориях Евдокса и Каллиппа, таким образом, что I – это внешняя сфера, расположенная непосредственно рядом со сферой неподвижных звезд, а планета закреплена в сфере IV. В сфере IV Аристотель предполагает дополнительную сферу IVa, которая вращается вокруг полюсов сферы IV с равной скоростью, но в противоположном направлении, тогда вращения сфер IV и IVa компенсируют друг друга и любая точка на сфере IVa движется так, как если бы она была прикреплена к сфере III. Аналогичным образом он добавляет дополнительную сферу Ша внутри IVa, которая имеет те же полюса, что сфера III, и движется с такой же скоростью, но в противоположном направлении, и вращения сфер III и Ша компенсируют друг друга, так что любая точка на Ша будет двигаться так, как если бы она была прочно соединена со сферой II. Наконец, внутри Ша он добавляет сферу Па с теми же полюсами, что и у сферы II, которая движется с той же скоростью, но в противоположном направлении, так что любая точка сферы Па будет двигаться так, как если бы она была прикреплена к сфере I. Но так как сфера I движется вместе со сферой неподвижных звезд, Па будет двигаться таким же образом, и первая сфера следующей планеты – Юпитера, следовательно, будет двигаться так, как если бы все сферы Сатурна не существовали.

С той же целью Аристотель ввел для каждой из других планет дополнительные сферы, которых в каждом случае меньше, чем активно действующих сфер Каллиппа, то есть он добавил три новые сферы Юпитеру и по четыре Марсу, Меркурию, Венере и Солнцу. Луне, по его мнению, не требовалось дополнительных сфер, так как под ней не находится ничего, что могло бы быть ею потревожено. Таким образом, количество дополнительных сфер составляет двадцать два, то есть в общей сложности вместе с тридцатью тремя сферами Каллиппа их становится пятьдесят пять! Это число указывает Аристотель, и неудивительно, что последующие философы находили его механизм довольно громоздким. Очевидно, что он мог бы упростить систему, убрав из нее шесть сфер. Ведь если сферы Па Сатурна и I Юпитера находятся рядом и движутся со скоростью суточного вращения неподвижных звезд, их можно объединить в одну и таким же образом избавиться от пяти остальных, что позволит сократить общее число до сорока девяти.

Хотя Аристотель не вдается в подробности вращающихся в небе сфер, он посвящает некоторое время разным общим соображениям относительно их. Его, очевидно, немного тревожит, что количество сфер у планет не одинаково или что их число не увеличивается постепенно (как, по его мнению, должно быть), начиная с одной сферы неподвижных звезд и двигаясь вниз. Вместо этого мы видим, по его словам (II, 12, с. 292 а), что Солнце и Луна совершают меньше движений, чем некоторые из планет, и все же последние определенно находятся дальше, так как он сам видел, как Луна покрывает Марс, а египтяне и вавилоняне множество раз наблюдали покрытия других планет. Выше мы видели, что Аристотель просто перенял пять сфер Каллиппа для Луны, хотя для Солнца добавил к пяти сферам Каллиппа еще четыре. Так как Аристотель в этом месте относит Солнце с Луной к одному разряду тел, имеющих меньшее количество сфер, чем планеты (хотя он вынужден дать Марсу, Меркурию, Венере и Солнце по девять сфер), видимо, он сомневался насчет необходимости введения новых сфер для Солнца и Луны, как это сделал Каллипп; и это подтверждается тем, что в конце описания устройства в «Метафизике» он говорит, что если убрать сферы, добавленные (Каллиппом) для Солнца и Луны, то сфер окажется сорок семь – очевидная описка, подразумевавшая сорок девять [92], которую Созиген изо всех сил постарался оправдать или истолковать [93]. Разное количество сфер Аристотель пытается объяснить следующим образом. Земля находится в состоянии покоя и находится дальше от Божественного принципа, но сфера неподвижных звезд находится под непосредственным влиянием Божественного перводвигателя и совершает только одно движение; Луна и Солнце ближе всего к неподвижной Земле и, следовательно, движутся меньше, чем планеты, расположенные несколько дальше, чьи движения более многообразны, а Юпитер и Сатурн, будучи ближе к Божественному принципу, перемещаются более простым образом. Столь же метафизическое, но более туманное объяснение дается тому факту, что первичное движение управляет огромным количеством тел (неподвижных звезд), в то время как для каждой планеты требуется по несколько сфер. Аристотель, по-видимому, считает, что такое очень неравномерное распределение материи скорее мнимое, чем реальное, так как мы имеем, с одной стороны, много звезд, участвующих в одном движении, а с другой стороны, немного звезд, участвующих во многих движениях, поэтому можно предположить, что разнообразие этих движений компенсирует недостаток количества участвующих в них звезд. Подобные рассуждения, которые покажутся странными современному читателю, вполне соответствовали умозрительным тенденциям эллинской науки.

Аристотель подробно рассматривает вопросы относительно положения, возможного движения и формы Земли, постоянно ссылаясь на мнения мыслителей прошлого, и в предыдущих главах мы часто пользовались этими бесценными ссылками. Сначала он говорит о системе пифагорейской школы, которую отвергает, поскольку она основана на предположении, что самое превосходное тело должно занимать центр, тогда как, по мнению Аристотеля, центр не является источником чего-либо, а, скорее, стоит на последнем месте. «Середина есть то, что объемлется границами, край – то, что ограничивает, а объемлющее и крайняя граница превосходят по ценности то, что содержится в границах, так как последнее – материя, а первое – сущность и форма сочетания» (II, 13, с. 293 b). С другой стороны, некоторые помещают Землю в центр и утверждают, что она движется вокруг оси, протянутой через Вселенную, притом что мнения о ее форме сильно расходятся, так как некоторые утверждали, что если бы Земля была шаром, то Солнце во время восхода или заката отсекалось бы не прямой линией, а дугообразной; это мнение Аристотель опровергает, ссылаясь на большую удаленность Солнца и огромный размер горизонта. С проблемой формы Земли тесно связан вопрос о том, что сохраняет ее устойчивость. Идея ионийской школы, что Земля плавает на воде, противоречит опыту, но Аристотель также отвергает и теорию, которую отстаивали Анаксимен, Анаксагор и Демокрит, что она запирает воздух в нижней половине сферы, поскольку такое объяснение неподвижности Земли справедливо только при условии, что она плоская, а это предположить невозможно. Аналогично несостоятельна идея Эмпедокла о том, что частицы, образующие Землю, в начале времени стремились к центру под действием небесного вихря; ибо по какой причине теперь все, что имеет тяжесть, устремляется к Земле, если вихрь далеко от нас? И по какой причине огонь движется вверх? Тяжесть и легкость должны были существовать еще до возникновения вихря, поэтому состояние Земли не может быть следствием движения небес. Анаксимандр предположил, что Земля не может падать в каком-либо конкретном направлении, потому что находится в середине и равно удалена от всех точек периферии. Но мы видим, что Земля не просто покоится в центре, а еще и движется к центру; ибо куда движутся все части, туда же движется и все целое, и, значит, Земля остается в центре не потому, что равноудалена от периферии. Кроме того, в таком случае огонь, помещенный в центре, тоже должен оставаться там, а не стремиться вверх и распадаться на равные доли в верхних областях (τοῦ ἐσχάτου), и это же произошло бы и с Землей, если бы центр не был от природы ее надлежащим местом.