Мэри Роуч - Обратная сторона космонавтики

Однако Клайн жалеет больше не себя, а того парня, у которого однажды лопнула барабанная перепонка, или другого, который при падении приземлился на живот и разорвал себе желудок.

В голосе Клайна не слышно ни недовольства, ни сожаления, ни даже жалоб на здоровье. «Я очень горжусь тем, что я сделал в жизни, — говорит он. — Мне нравится думать о том, что, когда астронавты летели на „Аполлоне“, у них не ломались шлемы и все такое именно благодаря тому, что мы их проверили». Человек по имени Тоурвиль говорил о чем-то подобном в интервью той же газете, в которой вышел пресс-релиз Стэппа о «вывихнутых шеях»: «Если это спасет астронавтов „Аполлона“ от травм во время приземления, я не имею ничего против того, чтобы провести пару ночей без сна из-за вывихнутой шеи». Сам Тоурвиль перенес удар силою в 25 g и страдал от травмы в результате сдавливания мягких тканей вокруг трех позвонков.

Дополнительным стимулом для подобных подвигов было повышенное жалование за работу в опасных условиях. Один из ветеранов военно-воздушной базы «Холлоуман» Бил Бритц вспоминал, что ежемесячно ему доплачивали за это $100, Клайд получал в месяц $60–65 за не более чем три испытания в неделю. А если учесть, что зарплата на базе составляла в то время около $72, можно легко себе представить, насколько существенной была надбавка. «Я жил как офицер», — говорит Клайн, добавляя, что была даже очередь из желающих принять участие в экспериментах. Но не все тесты осуществлялись на этой базе. На время одного проекта НАСА заключило договор со «Стэнли Авиэйнш» из Денвера на проведение серии испытаний с приземлениями. Макеты капсул поднимали вверх и сбрасывали на поверхности разной плотности, чтобы определить возможные повреждения астронавтов в случае, если капсула собьется с курса и приземлится, скажем, не на воду, а на грязь или гравий или даже на заасфальтированную парковку. Там, по словам Бритца, платили только по $25. «Ведь они взяли для этой работы обычных бомжей и нищих», — говорит он. Может показаться, что скандал о недоплатах мог как-то навредить НАСА, но тогда были другие времена. Нищие и бомжи жили на улице, в то время как трупы покоились на сатиновых подушках.

При возвращении на Землю первого американского космического корабля перегрузка составила на 3 g больше, чем планировали ученые. Капсула взлетела на 68 километров выше предполагаемого и приземлилась на 711 километров дальше запланированной точки. Когда через два с половиной часа до места приводнения добрались спасатели, капсула уже наполовину погрузилась в воду (внутри было уже около 360 литров воды). Спасатели открывали люк с большим волнением. Астронавт все же оказался жив! По дороге на базу он не отпускал руку старшего сержанта Эда Дитмера.

Этим астронавтом был трехлетний шимпанзе Хэм (а Дитмер — его дрессировщик). Конечно же, Хэм был не просто пассажиром при первом неудачном приземлении. Он был первым американцем, побывавшим в космосе и вернувшимся оттуда живым. Кроме того, Хэм бросил немного тени на светлый ореол славы астронавтов «Меркурия». Ведь теперь всем стало понятно, что не астронавты управляют кораблем, а корабль астронавтами. Вместе с другим шимпанзе Энос, который вышел на орбиту за три месяца до Джона Гленна, Хэм стал поводом для споров, которые длятся по сегодняшний день, о том, нужны ли астронавты вообще.

В аэрокосмическом парке им. Джона П. Стэппа можно пораниться обо что угодно. Одиннадцать исторических ракет расположены тут прямо между зарослями колючих пустынных суккулентов. Здесь можно пройтись по усыпанным гравием дорожкам и прочитать на маленьких табличках: «Опунция», «Маленький Джо», «Малиновый Еж». По названиям иногда сложно понять, кто есть кто. Вот, например, «Турецкая головка» — что это: вид кактуса или взрывоопасное оружие? Подобное замешательство можно испытать и в двухстах метрах ниже по склону, у флагштока, который обозначает вход в парк и одновременно в находящийся рядом Музей истории освоения космоса и Зал Славы штата Нью-Мексико. Там рядом с тротуаром есть бронзовая надгробная табличка, на которой написано: «Хэм, первый в мире шимпанзе-астронавт». [42] Запятая здесь действительно не лишняя. «Хэм» в переводе с английского означает «окорок, ветчина», так что кто-то может подумать, что речь идет о мясе погибшего подопытного животного. А надо сказать, что такие случаи морального падения уже были. В 1952 году имел место так называемый «Проект барбекю», когда погибших в результате краш-теста с ремнями безопасности свиней в тот же вечер подали в столовой военно-воздушной базы.

Шимпанзе-астронавты долгое время оставались некоей химерой. Люди никак не могли определиться, кто же они в первую очередь — обезьяны или астронавты, подопытные животные или герои нации? Единого мнения не существует до сих пор. Даже на могилку Хэма один поставил корзинку с цветами, а кто-то другой положил пластиковый банан.

И людей нельзя винить в отсутствии единодушия. Заслуги Хэма и Эноса — шимпанзе, который в 1961 году совершил первые в истории Америки пробные суборбитальный (в январе) и орбитальный (в ноябре) полеты, — были не менее славными, чем карьеры Алана Шепарда и Джона Гленна. Шимпанзе и двое астронавтов, которые отправились в космос сразу после них, никогда не тренировались вместе, хотя это было вполне возможно. Ведь они проводили время в одних и тех же барокамерах, испытывали невесомость на борту того же самолета во время параболического полета, тренировались в одной и той же центрифуге и вибростендах, чтобы привыкнуть к шуму, тряске и силе гравитации при запуске ракеты, а в славный день своей жизни прощались с Землей на той же пусковой платформе.

Обязанности по управлению ракетой были одинаково минимальны как для человека, так и для обезьяны. Капсулы «Меркурий», как выразился ветеринар Хэма Бил Бритц, «были не летательными аппаратами, а пулями»: запусти их вверх, дай знак открыть парашюты и проследи, чтобы они спокойно опустились. [43] Управление, конечно же, могло осуществляться астронавтами посредством реактивного двигателя ориентации, но в этом не было никакой необходимости. Капсула могла просто управляться автопилотом либо оператором с Земли, как выразился астронавт Майк Коллинз, «в обезьяньем режиме». И о человеке, и о шимпанзе Бритц говорил как об «организме, помещенном на борт». Вся программа «Меркурий» была естественным продолжением исследований на ракетах V-2, «Аэробе» и баллистических полетов. К этому времени ученые уже установили, что в течение пары секунд человек может выжить и без гравитации. Но как насчет часа, дня или недели? «Люди то и дело спрашивают: почему да как? — говорит Бритц о программе с шимпанзе. — Поверьте, мы правда ничего не знали».