Олег Ивановский - Впервые. Записки ведущего конструктора

— Спасибо, спасибо вам большое. Нет, нет, рано еще, все основное, пожалуй, еще впереди. Спасибо. Передам, передам обязательно. Да, да, все в порядке. Пока к тому, что доложил вам Константин Николаевич, добавить нечего. Всего доброго вам. Да, будем докладывать.

Он положил трубку.

— Товарищи! Сейчас звонил нам секретарь Центрального Комитета партии. Центральный Комитет и правительство внимательно следят за полетом и волнуются вместе с нами. Секретарь ЦК просил передать всем большое спасибо за подготовку ракеты и корабля.

Прошло минут десять. Стрелка часов приближается к двадцати пяти минутам одиннадцатого. Сейчас должна включиться тормозная двигательная установка.

— Когда теперь у нас должны быть пеленги?

— Через двадцать две минуты, Сергей Павлович, — отвечают несколько голосов.

— Ну, хорошо, все идет нормально. Надо следить за «Сигналом».

Должно повториться то, что уже не раз было… Корабль входит в плотные слои атмосферы, мечется пламя за бортом, покрываются темным налетом стекла иллюминаторов, температура — тысячи градусов! Но сейчас внутри человек, не безмолвный манекен — человек!

— Есть «Сигнал»! — докладывает дежурный радист. — Принимают три наземных пункта!

Проходит несколько долгих минут. Сейчас, если все в порядке, «Сигнал» должен пропасть. Значит, спускаемый аппарат отделился от ненужного больше приборного отсека и мчится к Земле.

Голос того же радиста:

— «Сигнал» пропал!

Эти слова, подхваченные за окном, многократно повторяют десятки голосов на улице. Смотрю на часы. Это невольно делают почти все. Очень хорошо. Все идет точно по программе. Теперь еще несколько минут, и, пожалуй, самое последнее и долгожданное — пеленги. Если эти сигналы сейчас услышат дежурящие у приемников во многих пунктах нашей страны, то…

Минута, две… И радостный возглас:

— Пеленги есть! Ура!

— Ура-а! Ура-а!

Сразу снялось напряжение. Сразу — другие лица. Все кричат, хлопают друг друга по плечам, торопливо закуривают и спешат на улицу, на солнце. А оно светит приветливо, радостно.

Проходит еще несколько мгновений.

«…в 10 часов 55 минут московского времени „Восток“ благополучно совершил посадку. Место посадки — поле колхоза „Ленинский путь“ близ деревни Смеловка, юго-западнее города Энгельса…»

Собираемся группками. Равнодушных нет, да и могли ли они быть? Неподалеку с несколько ошалелыми глазами что-то ожесточенно доказывают друг другу Константин Феоктистов и Марк Лазаревич Галлай. Прислушался. Спор идет о роли человека и автоматов в исследовании космоса. Ну что ж, ученые готовы спорить в самых неподходящих местах и в самое неподходящее время… Но это сейчас. А день-два назад и конструкторы, и опытнейшие летчики-испытатели, и ученые не спорили, а работали, все свои знания, весь свой опыт стараясь отдать только одному — полету Юрия Гагарина. Он как бы впитал в себя и мудрость и знания ученых, и талант конструкторов, и опыт летчиков-испытателей. Он это смог. Поэтому он и стал первым.

Вот в окружении молодежи стоит Михаил Клавдиевич Тихонравов — ветеран нашей ракетной техники, гирдовец, конструктор первых отечественных жидкостных ракет. Это беззаветный энтузиаст ракетной техники и космических полетов, человек неудержимой фантазии, не мыслящий без нее космической техники, Михаил Клавдиевич очень доволен. Сегодняшний день — день воплощения и его мечты. И для молодежи, пришедшей в ракетную технику всего несколько лет назад, он стал таким же днем. В группе медиков стоит Константин Давыдович, рядом с Борисом Ефимовичем — главные конструкторы радиосистем, систем управления, инженеры, испытатели. Разговор о корабле, о его приборах и, конечно, о Юрии.

Подходит Борис Викторович Раушенбах. Минуту слушает.

— Да это что, братцы. Интересно: смотрю я на своих коллег, и знаете — чья система работает вот в этот момент, стоит, не дышит. А как только кончила, вздыхает с облегчением — и скорее в сторонку.

— Да, очень интересно. Но скажите, уважаемый коллега, почему вы после работы вашей системы ориентации перекрестились?

— Ну, это вы бросьте…

— Да что бросьте. За другими-то вы смотрели…

Я отошел от них. Неподалеку стоят ребята, с которыми мы вместе были последние минуты на верхнем мостике. Вот Володя Морозов улыбается широкой, открытой улыбкой:

— Ну, ведущий, поздравляем! Подпугнули вы нас…

— Постой, постой, когда же, как?

— Да вот выходите вы, когда еще Юрий Алексеевич на орбите был, а губу так прикусили, аж кровь течет. Ну, думаем, что-нибудь случилось. А потом сказали: «Все нормально, скоро будем сажать!»

На крылечко «люкса» выходят Константин Николаевич, Мстислав Всеволодович, Сергей Павлович, его коллеги, члены комиссии. Шквал аплодисментов. Сергей Павлович быстро проходит через бетонку к своему маленькому домику, стоящему рядом с домиком, где семь часов назад проснулся Юрий. Да, всего семь часов назад мир еще ничего не знал. А что, наверное, творится во всех странах сейчас?

Из дверей появляется дежурный с листом бумаги в руках. Он что-то кричит. Слышу одну фамилию, другую, третью… «Феоктистов», «Галлай»… И вдруг — свою. Протолкавшись поближе, спрашиваю, что это за список.

— Срочно собирайтесь. Сергей Павлович приказал через десять минут быть в машине. Выезжайте на аэродром.

Собираться? Какие там сборы! Схватив первые попавшиеся на глаза вещи, выбегаю на улицу.

Быстро летят степные километры. Наш «газик», подпрыгивая на стыках бетонных плит, словно не может не лететь бешеной скоростью.

Вот последний шлагбаум, поворот, и мы въезжаем на летное поле. Наш «ил» уже прогревает моторы. Взлет. В самолете творится что-то необычное. Пожалуй, это наиболее странная картина в калейдоскопе событий последних суток. У председателя комиссии, Сергея Павловича, Мстислава Всеволодовича, Константина Давыдовича, солиднейших ученых, академиков, конструкторов вид студентов-первокурсников, сдавших последний экзамен. Только что не пускаются в пляс. Радостный, счастливый день!

— Ну, молодец же Юрий! — Сергей Павлович, до этого смеявшийся до слез по поводу какой-то шутки, Мстислава Всеволодовича, вытирая платком глаза, сел в свое кресло. — На днях подхожу я к нему — он спокойный, веселый, улыбается, сияет, как солнышко. «Что ты улыбаешься?» — спрашиваю. «Не знаю, Сергей Павлович, наверное, человек я такой несерьезный!» Я подумал: да… побольше бы на нашей Земле таких «несерьезных» было… А вот сегодня утром, когда он и Титов одевались в свои доспехи, приехал я к ним, спрашиваю Юрия: «Как настроение?» А он отвечает: «Отличное. А как у вас?» — посмотрел на меня внимательно и улыбаться перестал. Наверное, хорош вид у меня был! И говорит: «Сергей Павлович, да вы не беспокойтесь, все будет хорошо!» Самому до полета час, а меня успокаивает!