Боб Торрес - Совершая убийство, или Политическая экономия прав животных

Глава II.

Связанные товары

Не так давно я бродил по так называемому «лайфстайл-центру». Если вы нечасто бываете в богатых американских пригородах, позвольте мне объяснить. «Лайфстайл-центр» — это по сути фешенебельный супермаркет под открытым небом, имитирующий уютный торговый район с удобными скамейками, красивыми клумбами, замысловатыми фонарями и даже булыжными мостовыми, призванными воссоздать атмосферу старины. В «лайфстайл-центре», где я был, даже звучал Музак [19], сопровождая шоппинг в тех же люксовых магазинах, которые можно найти повсеместно.

И хоть я никогда не был большим поклонником Жана Бодрийяра, я быстро понял, что он имел в виду, говоря об исчезновении реальности.

Странным образом эти «лайфстайл-центры» становятся местом притяжения потребителей, которые, похоже, наслаждаются царящим здесь задушевным чувством общности. Я же нашёл странной эту прогулку по игрушечной версии провинциальной Америки, построенной, вероятно, кем-то, кто даже не был знаком с оригиналом. По сути, это было имитацией обстановки городского района, к разрушению которого и стремятся сетевые магазины из «лайфстайл-центра». Да, корпоративной Америке нужны маленькие торговые районы и уютный жизненный уклад, но только на её собственных условиях. Зачем нужна возня с раздражающей пестротой мелких локальных предприятий, когда ты можешь купить тройной мокко гранде или как там его в «Старбаксе» (Starbucks), и кофе будет точно такой же, как и на каждом углу по всему миру? Зачем возиться с раздражающими мелкими торговцами, когда можно получить фирменную улыбку сотрудника доминирующей корпорации и 200 бонусных баллов на дисконтную карту в магазине «Бордерс» (Borders)? [20]

Дело в том, что мы — общество, которое любит потреблять. Наше потребление, однако, имеет сопутствующие издержки. В случае с лайфстайл-центрами и имитациями американских пригородов сопутствующими и мгновенными издержками для большинства сообществ было практически полное исчезновение общественных торговых районов, принадлежащих местным жителям. То, что возникло вместо них, является конкретным проявлением политических и экономических движущих сил корпоративной Америки, осознанного выбора в пользу развития города, приспособленного для автомобилей, и желания избегнуть дискомфорта неоднородности потребительского выбора. Таким образом, наш консюмеризм и система производства имеют материальные последствия. Потребляя, мы можем не думать об этих последствиях, но, тем не менее, они существуют и проникают всё глубже, попутно влияя на жизни многих людей.

Поскольку нам нужно потреблять, чтобы жить, большинство из нас никогда всерьёз не думает о последствиях. Те, кто может позволить себе покупать вещи, необходимые для существования, едва ли когда-нибудь задумываются, что на самом деле такое покупка, помимо очевидных аспектов процесса приобретения. Мы просто знаем, что, если нам что-то нужно, мы должны это купить, подобрать на мусорке, сделать самим или украсть. Выбор, конечно, небольшой, но в действительности многие из нас видят лишь один реальный вариант (подсказка: это не рытье в помойке, не создание своими руками и не кража).

Покупая что-нибудь, мы включаемся в своего рода цикл, в котором производство и потребление взаимно обусловлены, и каждое представляет собой отдельный момент единого процесса, управляющего всей совокупностью капиталистического производства. Поэтому покупка — это не просто удовлетворение нужд потребителя, но участие в более масштабном процессе, одновременно влияющем на культуру и экономику. Потребляя, мы, по сути, возвращаем стоимость вещи тем, кто владеет средствами производства, позволяя им продолжать производство. Ресурсы, возвращённые в ходе потребления, можно использовать, чтобы произвести что-нибудь ещё, чтобы мы снова это потребили. Мы поддерживаем этот цикл, продавая свой труд (производство), чтобы на вырученные таким образом средства приобрести то, что нам нужно (потребление). Для большинства из нас, впрочем, этот процесс в основном очевиден. Мы идём по жизни, не вникая в то, что стоит за нашим потреблением. Мы с улыбкой покупаем айподы, стейки, книги, компьютеры и прочие товары, не задумываясь обо всех сложных производственных отношениях, стоящих за ними; мы совершаем покупки в «лайфстайл-центре», не размышляя о том, как этот выбор влияет на нашу собственную жизнь. Что-то нам нужно для выживания (еда), что-то — для собственного развлечения (айподы), и если у нас есть средства, мы делаем вещи своими без особых раздумий о том, что включает их производство.

Социологи, впрочем, уделили этой проблеме достаточно внимания. Существует целая аналитическая школа в социологии и смежных науках, посвящённая раскрытию «товарных цепочек» или отслеживанию производственной жизни продукта от начала и до конца. Даже для простейших товаров этот анализ может быть чрезвычайно сложным. В своей книге Tangled Routes: Women, Work, and Globalization on the Tomato Trail («Замысловатые маршруты: женщины, работа и глобализация на пути помидора») Дебора Барндт исследует путь, на первый взгляд, такого простого продукта, как помидор, от его исторических и современных корней в Мексике до конечного потребления в ресторанах фастфуда и продуктовых магазинах. При исследовании продукта таким образом появляется картина, опровергающая наш упрощённый взгляд на потребительские товары. Вместо простого, прямого пути от производителя к потребителю, мы начинаем видеть процесс производства, связанный с политикой, властью, полом, технологиями и состоянием окружающей среды. Производство такого, казалось бы, простого и однозначного товара как помидор из супермаркета становится наглядным примером действия социальных сил, власть которых простирается на тысячи миль. Мы видим образ гендерного разделения труда — не только в Мексике, где выращивают помидоры, но и в Соединённых Штатах и Канаде, где помидоры продают и потребляют. По мере того как Барндт прослеживает путь помидора, становится довольно просто увидеть, что товары имеют свою сложную многогранную историю, находящуюся за пределами нашего упрощённого представления. Мы отчётливо видим, что производство товаров связано с общественными отношениями. Помидоры, предназначенные для американского и канадского рынков, выращиваются в Мексике не из-за одного только климатического фактора; напротив, сам этот факт становится поводом для исследования, как и почему дешевле выращивать помидоры в Мексике, и какое соотношение национальных экономических сил позволяет потребителям северных стран поручать такое производство южным странам.

По мере того как под влиянием социальных и экономических сил капитализма, которые сегодня мы называем глобализацией, производство становится географически распределённым, сложность связанных с ним процессов возрастает. Тем не менее, большинство из нас продолжает счастливо жить и беззаботно потреблять, редко, если вообще когда-либо, задумываясь о том, какие общественные отношения стоят за нашим консюмеризмом. Лучшего положения дел для производителей и быть не может. Стали бы вы есть помидоры, зная, скажем, что женщин и их детей, работающих в полях, постепенно отравляют до смерти ради производства этого товара? Неведение в целом лучше для нас, поскольку мы можем потреблять, сколько пожелаем, без мучительных угрызений совести.