Боб Торрес - Совершая убийство, или Политическая экономия прав животных

Впрочем, время от времени некоторые из нас получают опыт, помогающий пробиться через благословенное неведение, навязанное идеологическими махинациями нашего капиталистического общества. Может — подобно некоторым из моих студентов, посещавших занятия по теме продовольствия все эти годы, — вы прочтёте книгу «Нация фастфуда» и решите не есть мясо, или, возможно, станете жертвами экологического шовинизма, который чреват, как это беспечно называют экономисты, негативными «экстерналиями» производства, влияющими на почву, воду или воздух в вашей местности. Есть миллионы путей, ведущих к осознанию того, что мы потребляем, и, хотя многие из нас цепляются за уютные маленькие мифы о том, как всё прекрасно, иногда мы всё же не можем преодолеть когнитивный диссонанс и вынуждены признать эксплуататорские движущие силы, лежащие в основе нашего экономического порядка.

В моей жизни было несколько таких моментов, и каждый раз я цеплялся за свои удобные представления гораздо дольше, чем следовало бы, как я понимаю теперь, оглядываясь назад. Да, жить в мире иллюзий весьма удобно, и довольно тяжело видеть, как они разбиваются прямо перед тобой. Вот, в частности, как один из мифов разлетелся у меня на глазах.

Как и большинство американцев, я вырос, питаясь мясом, и мяса было довольно много. Помимо того, что я ежедневного потреблял продукты животного происхождения, я жил вблизи Китайского квартала в Филадельфии, где часто бывал в кантонских ресторанах [21] и ел многочисленные мясные блюда. Естественно, я поедал всё, что имело четыре ноги (помимо стола). Помню, что моим любимым блюдом была жареная баранина по-хунаньски, но в действительности я ел почти всё. В то время мне лишь абстрактно представлялось, что я ем животное. Конечно, это было мясо, но связь между «мясом» и «живым, дышащим существом» была очень слабой. И если в отдельные моменты я задумывался об этичности мясоедения, то просто представлял, что выращенные на убой животные прожили счастливую жизнь. Действительно, почему бы и нет?

Всё начало довольно радикально меняться, когда я поступил в училище, а затем в колледж. Я учился в профессионально-техническом училище в Филадельфии, где студентов готовят к работе в сельском хозяйстве, садоводстве и других смежных отраслях. У нас были теплицы, небольшая рабочая ферма, несколько участков земли, маленькая механическая мастерская, «лаборатория» по забою скота, «лаборатории» для работы с мелкими животными и даже рыбное хозяйство. В этом училище мне впервые в жизни выпал шанс ближе познакомиться с так называемыми «сельскохозяйственными животными». У нас были свиньи, которые вели себя почти как собаки, и коровы, которые узнавали определённых людей и заметно волновались при их приближении. Во время моего обучения я посещал курсы по «мясоведению» [22], равно как и курсы по животноводству, но больше делал упор на растениеводство. Я всё ещё верил, что большинство животных в современном американском сельском хозяйстве выращиваются заботливыми людьми в максимально комфортных условиях. Мы часто слышали, что фермеры ухаживают за своими животными лучше, чем за детьми, и что скот в качестве «капиталовложения» для них слишком важен, чтобы обращаться с ним как-то иначе.

После окончания училища мне предложили стипендию в Университете штата Пенсильвания при условии, что я получу степень в Колледже Сельскохозяйственных Наук. Я не мог упустить такую возможность, и, хотя не намеревался посвящать свою жизнь работе на ферме, было бы глупо отказываться от предложения университета. В качестве основных предметов я выбрал философию и аграрные науки. Философия помогла развить мои аналитические способности, в то время как аграрные науки отвечали за мои практические навыки и позволили применить полученный в училище опыт. Как студенту, выбравшему сельскохозяйственную специализацию, мне снова пришлось посещать занятия по множеству дисциплин. Изучать растениеводство было просто и увлекательно, но я тянул с прохождением обязательных курсов, связанных с животными. Я пренебрегал занятиями по животноводству, но в итоге наступил момент, когда я уже не мог их больше откладывать, если хотел получить диплом, так что я записался на курс по молочному производству, чтобы выполнить требования учебной программы.

Эти занятия посещали в основном деревенские парни из разбросанных по всему штату хозяйств, и на самом деле многие из них уже имели опыт работы с собственным стадом крупного рогатого скота на семейной ферме. Они пришли на этот курс, уже зная о процентном содержании жира в молоке, ценах за центнер и стадиях лактации. Я же был тощим городским пареньком с непереносимостью лактозы, который, по сути, не сталкивался с вещами такого рода, если не считать времени, проведённого в профтехучилище, где располагалось самое большое в стране отделение организации «Будущие фермеры Америки» (Future Farmers of America) [23]. Однако на занятиях я начал узнавать всё об экономике молочного производства. Меня учили смотреть на коров как на производителей. Эти производители требовали вложений, и моя задача как потенциального молочного фермера заключалась в сокращении затрат на производство молока. Сокращение производственных затрат предполагало понимание коэффициента питания, выбор поставщиков максимально дешёвых кормов с максимальным содержанием белка и знание работы систем механической дойки, использующих радиометки для отслеживания производительности каждой коровы. Мы узнали, как много (или мало) места требуется одной молочной корове, и чем больше коров на квадратный метр, тем больше прибыль (до определённых пределов). Мы также узнали, что единственный принцип достижения успеха в сельхозпроизводстве — это «расширяйся или умри». Даже тогда мне было интересно: как эти деревенские парни относились к подобному правилу, учитывая, что их собственные мелкие семейные фермы находились ближе к части «умри» этого уравнения? Тем не менее, уроки были предельно ясны: обращайся с животными как с производителями, вкладывай в них минимум и выжимай из них всё до последней капли — иное было бы экономическим самоубийством в отрасли с чрезвычайно ограниченным доходом. Это не только экономически обосновано, напоминал нам наш профессор, но и крайне необходимо в наши времена конкурентной экономики, особенно учитывая быстрое падение цен на молоко.

Мне показалось интересным, что экономическая логика животноводства поразительно похожа на логику производства, о которой я недавно читал в «Манифесте коммунистической партии» на занятиях по политфилософии. Полагаю, что немногие студенты сельскохозяйственного колледжа добрались до гуманитарных наук, но я принадлежал обоим этим мирам, и для меня всё очевиднее становилась связь между ними. Животных использовали в качестве производственных машин, и меня учили, как эффективно их эксплуатировать. Да я был просто буржуем по отношению к четвероногому рогатому пролетарию!