Джейн Джекобс - Смерть и жизнь больших американских городов

Непринуждённая общественная жизнь городских тротуаров прямо связана с другими типами общественной жизни, из которых я в порядке иллюстрации остановлюсь на одном, хотя их разнообразию нет числа.

Руководствуясь бесхитростным здравым смыслом, градостроители и даже некоторые социальные работники часто думают, что местные городские организации формального типа напрямую вырастают из объявлений о собраниях, наличия залов и существования проблем вызывающих явную общественную озабоченность. Возможно, в пригородах и малых городах так и происходит. Но не в крупных городах.

Формальным общественным организациям в крупных городах нужна почва в виде неформальной общественной жизни, которая служит посредницей между ними и частной жизнью горожан. Суть происходящего можно уловить, опять-таки сопоставляя участок, где есть публичная тротуарная жизнь, и участок, где её нет, как сделано в отчёте одного исследователя из социального учреждения, который изучал проблемы государственных школ в одном из районов Нью-Йорка:

Мы спросили мистера У. [директора начальной школы] о влиянии нового жилого массива на школу и о выкорчёвывании местного сообщества вокруг школы. Он назвал это влияние многосторонним и большей частью отрицательным. Жилой массив, сказал он, уничтожил многие возможности для социализации. Нынешняя атмосфера, по его словам, совершенно не похожа на весёлую уличную атмосферу до строительства массива. Он отметил, что людей на улице стало теперь меньше, потому что у них меньше мест, где собираться. Он сказал, кроме того, что до постройки массива родительская ассоциация была очень сильна, а теперь в ней осталась лишь горстка активных членов.

Мистер У. ошибся в одном. Мест (точнее, пространства в чистом виде), где собираться, массив предоставляет отнюдь не меньше, если учесть все места, заранее предназначенные градостроителями для конструктивного общения. Разумеется, уже нет ни баров, ни кондитерских, ни крохотных винных погребков, ни ресторанчиков. Но массив, о котором идёт речь, был в образцовом количестве укомплектован залами собраний, комнатами творчества, игротеками, скамейками, торгово-прогулочными зонами и тому подобным. Вполне достаточно, чтобы согреть сердце любому ревнителю Города-сада.

Почему же такие места мертвы и бесполезны без упорнейших усилий и серьёзных расходов, направленных на привлечение пользователей — и на последующий контроль над ними? Какие потребности из тех, что удовлетворяет публичный тротуар с выходящими на него заведениями, эти спроектированные места общения оставляют неудовлетворёнными? И почему? Как неформальная тротуарная жизнь способствует развитию более формальной, организованной общественной жизни?

Чтобы это понять — чтобы понять, почему пить газировку на крыльце не то же самое, что пить газировку в игротеке, почему получить совет от бакалейщика или бармена не то же самое, что получить совет от соседа по подъезду или от муниципальной служащей, которая, может быть, «стучит» в муниципальный орган, сдающий тебе жильё по льготной цене, — мы должны разобраться в том, что такое частная жизнь в крупном городе.

Частная жизнь в крупном городе — ценнейшая вещь. Без неё просто невозможно. Она повсюду, пожалуй, ценна и необходима, но в большинстве мест на неё трудно рассчитывать. В маленьких населённых пунктах о твоих делах знают все. В крупном городе это не так: о них много будут знать только те, кому ты захочешь о них рассказать. Это одна из особенностей крупного города, важных для большинства его жителей независимо от их дохода, цвета кожи, от того, родились они здесь пли приехали недавно. Этот дар крупного города люди высоко ценят и ревниво оберегают.

Архитектурная и градостроительная литература рассматривают частную жизнь с точки зрения окон и линий обзора. Идея состоит в том, что если никто не может заглянуть в твоё жилище снаружи, то, мол, вот она, частная жизнь! Это очень упрощённый подход. Защитить окна от посторонних взглядов легче всего на свете. Достаточно задёрнуть шторы или закрыть жалюзи. А вот возможность ограничить знание о твоих личных делах кругом лиц, который ты сам избрал, и возможность разумного контроля над тем, кто и когда вправе посягать на твоё время, довольно редки на большей части земного шара, и они не имеют ничего общего с ориентацией окон.

Описывая жизнь пуэрториканцев в бедном и грязном районе Нью-Йорка, антрополог Елена Падилья, автор книги «Мы из Пуэрто-Рико», говорит о том, как много люди там знают друг о друге — знают, кому можно доверять, а кому нет, кто нарушает закон, а кто помогает его поддерживать, кто умен и хорошо информирован, а кто простофиля и невежа, — и как все это становится известно через публичную жизнь тротуаров и уличных заведений. Все эти сведения носят публичный характер. Но она пишет и о том, какой строгий отбор проходят те, кого пускают на кухню выпить чашку кофе, как сильны связи между людьми, как ограничен круг подлинных доверенных лиц, осведомлённых о твоей частной жизни и личных делах. Она подчёркивает, что там считается неприличным как выставлять свою жизнь на всеобщее обозрение, так и совать нос в чужую жизнь, не довольствуясь публичным «лицом» человека. Это — вторжение в частные дела горожанина, нарушение его прав. В этом люди, о которых она рассказывает, по существу, не отличаются ни от смешанного, американизированного населения улицы, где я живу, ни от обитателей дорогих квартир или фешенебельных таунхаусов.

Хорошая уличная округа в большом городе достигает чудесного равновесия между желанием жителей оберегать свою частную жизнь и их потребностью в том или ином объёме общения с окружающими, совместного веселья и помощи с их стороны. Это равновесие в основном складывается из мелких, тонко пригнанных друг к другу деталей, и оно поддерживается между делом настолько непринуждённо, что кажется чем-то само собой разумеющимся.

Может быть, я лучше всего смогу продемонстрировать это тонкое, но важное для всех равновесие на примере магазинов, где люди оставляют ключи для своих знакомых (распространённая практика в Нью-Йорке). Скажем, когда друзья хотят воспользоваться нашей квартирой, а мы собираемся уехать на уикэнд или дружно отлучиться по делам в середине дня, или когда мы хотим лечь спать, не дожидаясь позднего гостя, намеренного у нас переночевать, мы сообщаем этим знакомым, что ключ находится в магазине кулинарии напротив. У владельца магазина Джо Корначча обычно лежит по десятку таких ключей. Он завёл для них специальный ящик.

Но почему мы — я и многие другие — сделали хранителем ключей именно Джо? Во-первых, мы доверяем Джо как человеку ответственному за то, что дано ему на хранение. Во-вторых, что не менее важно, мы знаем, что он соединяет в себе доброжелательность к нам с отсутствием чувства личной ответственности за наши частные дела. Джо не интересует, кого мы пускаем в наши квартиры и почему.