Александр Ферсман - Рассказы о самоцветах

Сфинкс из розового гранита египетской работы XV в. до н. э. Установлен на набережной р. Невы у здания Академии художеств. На нем надпись: «Сфинкс изъ древнихъ Θивъ въ Египте привезенъ во градъ святаго Петра в 1832 году».

Но чтобы создать эти грандиозные каменные колонны и обелиски, чтобы покрыть целые стены дворцов мраморами и пудожским известняком, надо было не только создать настоящую каменную культуру, не только зажечь творчеством ваятелей и строителей, — надо было научиться русскому человеку тесать и резать, и полировать камень.

И вместо старого топора, так успешно рубившего избы и церкви, надо было создать настоящую машинную технику обработки твердого и мягкого камня, надо было научить русского человека творить прекрасные изделия из него, сочетая искусство и технику на путях, указанных зодчими — Растрелли и Камероном, Кваренги и Воронихиным.

Недаром в 1824 г. ученый-минералог профессор Соколов говорил: «Везде есть яшма и порфир, но нет подобных изделий, гранит находится во всех странах, но набережные Петербурга и решетки Летнего сада могут быть причислены к чудесам мира».

И вот в 14-й день января 1725 г. Петр повелел построить в Петергофе мельницу на 40 рам для обработки и полирования самоцветов и стекол. А через 10 лет, по докладу президента Академии наук Блюментроста, было повелено «для шлифования и полирования при Академии наук всяких найденных в здешнем государстве ясписовых и прочих камней построить мельницу».

Так была создана историческая Петергофская гранильная фабрика. В течение двух столетий фабрика являлась рассадником культуры камня, школой художников и мастеров. Ее изделия превзошли произведения Флоренции и Милана и грандиозностью монолитов, и замечательной техникой, и художественной красотой.

Вслед за Петергофом была создана в 1774 г. на берегу Исети Екатеринбургская гранильная фабрика, а затем в отрогах Алтая Колыванская шлифовальная.

Петергоф — Екатеринбург — Колывань — таковы три центра старой русской камнерезной промышленности. Сначала — три затеи царского двора, а потом — три единственных в мире по размаху учреждения, призванные выявлять красоту русского цветного камня, поднять одну из важных сторон народной промышленности.

Нельзя забыть эти замечательные произведения искусства — то горящие синим огнем лазуритовые колонны Исаакия, то колоссальные чаши и вазы из алтайских и уральских яшм, — таких изделий не видал мир, и перед ними бледнели чудесные изделия эпохи Возрождения.

Это было время расцвета русского камнерезного дела; в пышности и роскоши дворцов зарождались идеи нового убранства, в Петербург, подобно древнему Риму, свозились и богатства «всех Индий» и все самое ценное, самое прекрасное и самое редкое со всех концов России.

Это было время, когда «Россия начала узнавать себя», и «плеяда блестящих исследователей по всей стране разъезжала на колымагах и фурах», собирая сведения, привозя «сокровища неоцененные для всех наук». Описания этих странствований мы видим у Палласа (1741–1811), Лепехина (1740–1802), Гюльденштедта (1745–1781), Георги (1729–1802) и Фалька (1727–1774). Недаром Георги назвал эти описания «Открываемая Россия».

Все устремились в диковинные страны — на Восток и Кавказ, в Бессарабию и Тавриду, открывались новые богатства, угли и камни, руды и самоцветы — самое ценное и редкое.

Для того чтобы объединить это стремление, под эгидой президента Академии художеств И. И. Бецкого (1704–1795) была организована в 1765 г. особая экспедиция «по розыскам мраморов и специальных каменьев на Урале», которая скоро превратилась в крупную государственную организацию для поисков и разведок минералов и горных пород по всей стране — первую минералогическую экспедицию. Наметилась первая полоса яшм на протяжении почти 600 км вдоль всего Уральского хребта; мастерами Екатеринбургской фабрики были сделаны находки прекрасных мраморов и того серого, сурового мрамора, который сейчас украшает стены московского метро. Из степей Южного Урала привезены были в Петербург прекрасные куски амазонского камня, и, по словам минералога Квенштедта, «целая камнеломня» якобы была заложена в одном сине-зеленом кристалле амазонского камня.

На Востоке наряду с серебром и медью раскрывались каменные богатства Алтая. Петр Шангин, заведующий Салаирским рудником — геолог и инженер, ботаник и географ, намечал целые страницы в истории края. «Пробки», как говорили, разнообразных порфиров, напоминающих прекрасные камни Египта и Греции, отправлялись специальным фельдъегерем в Париж для напечатания на французском языке «срочной ноты».

Совершенно новые минералы были привезены с берегов Байкала. В это время в захолустье Нерчинского края жил знаменитый опальный естествоиспытатель — талантливый химик и технолог, член Российской академии наук Эрик Лаксман (1737–1796). По отдельным районам Сибири собирал он растения и минералы, с редкой эрудицией и ясностью натуралиста линнеевской школы открывал одну за другой диковины и тайны природы — прекрасный лазурит, о котором он писал академику Палласу: «Я до безумия, до мученичества влюблен в камни дикой Сибири»; темную слюду на реке Слюдянке — это начало современной промышленности; загадочные до сих пор минералы Вилюдя — ахтарагдит и др.

Так постепенно в нашей стране накапливалось огромное количество фактов, описывались минералы, месторождения, собирались данные по геогнозии, т. е. науке, положившей начало современной геологии.

В те времена сама минералогия была модной наукой и, как говорили тогда, «всеобщей болезнью». Даже в екатерининском Эрмитаже кроме собраний художественных изделий была большая минералогическая коллекция, систематизированная и описанная академиком Палласом.

Впервые стали применяться слова «культура камня» — старые слова В. Н. Татищева (1686–1750), одного из первых русских историографов и горных деятелей Урала начала XVIII в; эти слова широко вошли в обиход, начиная с истории исследования и техники обработки камня и кончая его ролью в искусстве и промышленности.

Интерес к естествознанию под влиянием школ Бюффона (1707–1788) и Линнея (1707–1778) вырастал в культурное движение, наука постепенно освобождалась от пут суеверия церкви; познание природы, «системы мира» сделалось всеобщим лозунгом.

Вслед за Российской академией наук создавались новые рассадники знаний: возник Горный институт — одна из старейших горных школ всего мира. Новая страница научной минералогии и горной промышленности открылась здесь, на берегах Невы, а в дивных воронихинских залах возник «Горный музеум», который сделался центром паломничества всех, кто любит камень и кто хочет понять его природу. По уставу Горного института назначением музея было обслуживание не только студентов и профессоров, но и «любопытных посетителей». И в борьбе за свободу науки, в борьбе за новые научные пути в еще тесных стенах Академии наук в середине XVIII в. Михайло Ломоносов закладывал основы точного знания. Перед самой смертью обратился он с призывом по всей стране собирать все руды и камни для создания «минералогии России»…