Виктор Болдырев - Золотая Дуга

— Далековато заехали… редко к нам такие гости жалуют. Милости просим.

Беспрерывно звонил телефон. Чертыхаясь, начальник порта кого-то отчитывал, беспокойно расспрашивал о каких-то делах на баре.

— Извините… нервничать приходится, август на носу, а навигацию на Яне практически не начинали. Восемнадцать дней простаиваем. Капризничает река — на перекатах шестьдесят сантиметров воды. Морской бар обмелел, не пропускает в устье груженые лихтеры, танкеры. На открытом морском рейде суда скапливаются. Шторм ударит — беды натворит, коварное у нас море… Ходим на острие ножа.

Он позвонил. В кабинет вошла худенькая молодая женщина.

— Наш комендант. Знакомьтесь. Женщина улыбнулась.

— Устройте товарищей. К нам в гости из Москвы пожаловали. Отдохнете, выспитесь с дороги, а утром в порт приходите. Завтра буксиры на бар пойдут. Сплаваете, море наше студеное увидите…

Устроились в комнате северянина, уехавшего в долгий полярный отпуск.

— Ну вот… теперь вы полноправные портовики, — засмеялась комендантша, поправляя на русых волосах косынку. — Столовая, магазин рядом. Вот вам электрическая плитка, чайник. Если понадоблюсь, разыщете меня в Управлении порта. Она убежала по своим делам. Мы остались одни.

Широкое окно выходило на главную улицу. Почти касаясь крыш, низко неслись туманные облака с близкого океана. Мимо по настилу проходили матросы в бушлатах, грузчики в просторных шароварах, капитаны в морских фуражках и макинтошах, ремонтники в замасленных телогрейках, девушки в брючках и штормовках — незнакомый люд самого северного в стране порта.

Не терпелось увидеть этот новый для нас мир. Мы пошли по висячим тротуарам, перешагивая через дремлющих псов.

На завалинке у входа в столовую мирно спали две кошки. У белой ушки были словно подстрижены ножницами, а мордочка — в шрамах и царапинах. Уши у заполярных кошек всегда подстригает мороз, и не это изумило нас. Кошки мирно спали почти на пешеходном помосте, под носом у свирепых ездовых псов! В заполярных поселках кошки ходят только по верху — по крышам и чердакам, не рискуя спускаться на землю. Северные полуволки моментально рвут их на части, считая дичью. Почему же так беззаботны пушистые подружки?

— Нюська и ее дочь… — улыбаясь, ответила проходившая мимо женщина, — знаменитая наша кошка. Ее боятся все ездовые собаки поселка — она дерет их.

На помосте показался великолепный ездовик, похожий на волка. Нюська приоткрыла глаза. Один глаз у нее был голубой, другой коричневый. Пес, заметив Нюську, вздыбил шерсть на загривке, поджал хвост и пе мешкая убрался восвояси. Она блаженно потянулась и замурлыкала, выпуская и пряча острые, как иглы, когти.

По деревянным помостам мы вышли к окраине поселка и спрыгнули на пушистые кочки арктической тундры. Огромная пестро-зеленая равнина уходит к бесконечно далекому горизонту. Повсюду блестят озера, маячат одинокие булгунняхи. Мох и лишайники покрывают сухие валики, взгорбленные среди осоковых мочажин. Болотистые окна между ними почти квадратной формы.

Это полигональная тундра. Валики, ограждающие мочажины, — морозобойные трещины, набитые льдом. Расширяясь, лед вспучивает торфяную тундру. Все происходит так же, как и в далеком прошлом: морозобойные трещины раскалывают землю, талая вода, стекая в щели, встречается с вечной мерзлотой и замерзает. Только масштабы иные, здесь жалкая модель того, что было в ледниковую эпоху: Трещины неглубокие и неширокие, ледяные жилы тощие. С самолета полигональная тундра кажется полузатопленным рисовым полем, разделенным на правильные квадраты дамбочками.

Петляем между мочажинами но мягким пружинистым кочкам, уходим все дальше от поселка. На огромной арктической равнине домики портового поселка и портальные крапы кажутся игрушечными. Впереди, у далекого озера, двигаются две черные точки.

— Олени?

— Нет… люди.

Навстречу бредут две фигурки — большая и маленькая. Вскоре мы встретились на островке сухой тундры. Впереди шагал плотный, коренастый мужчина с ружьем, в форменной фуражке, бушлате, в длинных резиновых сапогах. Он добродушно щурился, разглядывая незнакомых людей. За ним шел мальчик лет двенадцати в курточке, подпоясанной патронташем, тоже в сапогах и в теплой шапке. Мы с таким любопытством рассматривали людей, появившихся из тундры, что не заметили третьего пришельца. Позади плелась… свинья, самая настоящая, щетинистая, отъевшаяся. Она зарывалась своим розовым пятачком между кочек и, что-то вытягивая оттуда, аппетитно чавкала.

— Между прочим, она всамделишная, — усмехнулся человек с ружьем, — самая северная в Советском Союзе. Живем все-таки на семьдесят второй параллели. Пожаловала сюда с Украины — привез житель нашего поселка.

Мальчик с досадой воскликнул:

— Когда идем с папой на охоту — обязательно привяжется и отогнать невозможно, всех уток нам распугивает.

Так мы познакомились с секретарем партийной организации порта Константином Павловичем Мосалевым и его сыном. Свинушка не дала им поохотиться. Утки панически боялись невиданного в тундре зверя и улетали прочь.

— Скучно ей одной в поселке, с ездовыми собаками особенно не подружишься…

Мы повернули назад и пошли в поселок вместе. Свинья, самодовольно похрюкивая, не отставала ни на шаг. Ей нравилась прогулка в приличной компании.

Константин Павлович — старожил Яны. Он знает всю подноготную порта, всех Янских капитанов, старпомов, механиков и вообще всех выдающихся и невыдающихся людей Яны. Порт сначала основался в левой Янской протоке — Коугостах. Но морской бар перед устьем протоки был слишком мелководен. Приходилось перегружать грузы перед баром на открытом морском рейде с океанских судов на мелкосидящие речные.

Яна несет в море массу ила и образует перед дельтой порог сплошных мелководий. У Главной протоки глубины на баре несколько большие. Это и решило судьбу порта: его окончательно построили на ее берегу.

— И все-таки… морской бар для нас — дамоклов меч. Закапризничает Яна, обмелеет, и глубины на баре катастрофически падают. А в половодье воды хоть отбавляй. Яна выступает из берегов, заливает плоскую, как блин, тундру и наш поселок. Вода переливается через помосты. И кажется порой, идет человек как библейский Христос по воде. Плаваем на «гондолах» в клуб, в магазин, в библиотеку, точно в Венеции.

Облака расступились, открыв окна чистого неба: В лучах полуночного солнца загорелись карминовыми боками могучие стальные великаны.

— В 1936 году, — продолжал наш спутник, — по Яне плавал один крошечный пароходишко — «Сасыл-Сысыы». И в те времена его хватало на весь бассейн. А сейчас целый флот буксиров, самоходных и обычных барж плавает. Они увозят от нас вверх по реке двести тысяч тонн разных грузов. Поезжайте на бар — посмотрите, как открываются северные врата…