Виктор Болдырев - Золотая Дуга

Плыть на бар можно было или на комфортабельном морском буксире, или на невзрачном портовом буксирчике, похожем на лапоть. Мы выбрали лапоть. Подцепив здоровенную пустую нефтеналивную баржу (катеришко казался против нее комариком), поплыли вниз по Яне к морю.

Яна здесь широка и привольна. Она изгибается крутыми излучинами и словно выпирает из низких берегов, готовая залить их. Совершенно плоские и низкие берега поросли едва приметными карликовыми арктическими кустарниками. Только железные бочки из-под горючего нарушают однообразие ландшафта. В низовьях Яны, так же как и в других районах Севера, скопилась за многие годы уйма пустых железных бочек. Их невыгодно вывозить обратно. Половодье растаскивает бочки по всей низовой тундре, и они попадаются иногда в самых неожиданных местах. Северяне подсчитали, что в Нижнеянских тундрах покоится миллион бочек. А ведь каждая стоит десять рублей. К счастью, эти бочки оказались незаменимой тарой для вывоза драгоценного касситерита — оловянного концентрата. Бочка с касситеритом стоит пятьдесят тысяч рублей.

Катеришка-малютка, вспенивая реку, легко тащил громадную железную баржу. Какая-то тихая прелесть была в низких зеленых берегах, широких серовато-стальных плесах.

И вдруг берега раздвинулись, незаметно ушли в стороны, и мы очутились в море. Повисли между небом и водой. Низкие песчаные косы, лагуны, маяк, вышки гидрографических знаков растаяли в туманной дымке. Спокойное малиновое море сливается с таким же небом. Не поймешь, где горизонт, где море, где облака. Морской рейд в двадцати километрах от устья Яны, в открытом море, Впереди замаячили фиолетовые столбики. Они дрожат, вытягиваются.

— Танкеры на рейде… — говорит старшина катера. — Не думайте, что здесь всегда тишь. Подует ветер — рожки да ножки останутся от всей этой божьей благодати. А ударит покрепче — едва лапти уносим из моря Лаптевых.

Тут и там темные полоски — замерли на якорях лихтеры с грузом. В бинокль различили знакомые контуры «Сибири». Она делает странные эволюции: идет тихим ходом, то и дело меняя курс. На длинном тросе тащит громадную баржу груженную лесом, с разгона разворачивая ее то вправо, то влево на добрые девяносто градусов, медленно двигает вперед. «Сибирь» буквально волокла баржу за собой по мелководью, играя, как лодочкой, теребила ее, не давая засесть на мель.

— Танцует северный вальс, — улыбнулся старшина, — на брюхе протаскивает через бар. Рискованно, но что поделаешь? Порт ждет грузов, восемнадцать суток простаиваем…

Вспомнилась встреча у причала. Мужественный человек с мягкой, почти застенчивой улыбкой на мостике — молодой капитан «Сибири» Громыко. Действительно, маневр выполнялся смело. Капитан шел на риск: застрянь баржа на мелководье, да грянь шторм, от нее останутся лишь щепки.

Вскоре порог остался позади, и Громыко поставил прорвавшуюся баржу на якорь на более глубоком подводном русле Яны. На всех парах «Сибирь» помчалась к дальней группе лихтеров, — они собрались перед порогом бара.

Плывем на своем буксирчике, любуемся редким зрелищем: мутные воды Яны, вливаясь в море, не смешиваются с зеленоватой, прозрачной водой океана. Ясно видна резкая граница пресных и морских вод. На зеленоватой морской глуби покачивается целый металлический город. Тут все из металла: трапы, висячие переходы, рубки, высоко взлетающие над палубой, поручни, флагштоки… Это танкеры с горючим. Их кованые палубы едва возвышаются над водой. С такой осадкой им не протиснуться через бар.

Причаливаем нашу громадную наливную баржу к борту танкера. Матросы налаживают шланги, включают моторы — и горючее потекло в ее железную утробу.

Мы поднялись на мостик. Два танкера сошлись вместе. Их палубы кажутся спинами фантастических подводных кораблей, внезапно всплывших из глубин океана. Металлические переплеты ферм, поручней, стальных опор усиливают это сходство. Да и море вокруг странно переливает стальным блеском.

Наша баржа, принимая горючее, почти не оседает (уж больно она велика), а танкер постепенно поднимается. Пока шла перекачка, буксирчик доставил нас на флагман эскадры — громадный танкер, «Эхаби». Забрались на верхнюю палубу — весь рейд как на ладони. Наверху ни души — команда отдыхает, У борта море зеленоватое, — вода прозрачная-прозрачная, вдали — сиреневое. И небо у горизонта сиреневое. Море повторяет окраску неба, точно холст художника цвета палитры.

С любопытством следим за маневрами «Сибири». Громыко переволакивает через бар лихтер за лихтером и ставит на якорь рядом с баржей, груженной лесом. Чего только нет на лихтерах! Ящики с продовольствием, машины, строительные материалы, мешки — груз, который давно ждут обитатели Верхоянья.

Тихая музыка льется откуда-то с кормы. Загорелый юноша с цыганскими глазами и черными кудрями перебирает струны гитары. На открытой, мускулистой груди — татуировка: сирены переплелись рыбьими хвостами… У планшира примостился матрос в тельняшке с ружьем наготове. Несколько моряков, облокотившись на поручни, вглядываются в зеленоватую воду, словно чего-то ждут…

Оказывается, идет охота на нерпу. Говорят, она чутко слышит музыку и выплывает из глубин послушать ее. Внезапно у самой кормы вынырнула нерпа, с любопытством смотрит на замерших людей человечьими глазами. Виден каждый волосок серебристого пятнистого меха. Грациозно перевернувшись набок, она исчезает в зеленоватой пене.

Матрос с ружьем растерялся; загляделся на обитательницу морских глубин и не успел выстрелить. Товарищи награждают его градом насмешек. Гитарист с новым пылом наигрывает нежные зовущие мелодии. Неожиданно нерпа вынырнула с другого борта, рядом с гитаристом. Матрос с ружьем прыгнул к нему. Блеснув светлым брюшком, нерпа скрылась, проказливо оглянувшись на людей. Матрос опять не успел спустить курок.

Так продолжалось еще некоторое время. Нерпа появлялась неожиданно то тут, то там. Матрос метался с ружьем от борта к борту, Проказница словно играла с людьми. Понимая всю опасность этой игры, нерпа отплывала все дальше и дальше в море, будто звала людей с собой.

Наконец матросы не выдержали, спустили шлюпку и начали преследовать морскую русалку. Она появлялась то с одного, то с другого борта и уплывала все дальше и дальше от корабля, заманивая моряков в открытое море. Матросы вошли в азарт. Шлюпка казалась уже крошечной. Вахтенный встревожился и дал сигнал шлюпке немедленно возвращаться на корабль. И вдруг пропавшая нерпа появилась вновь у самой кормы, словно прощаясь с нами взмахнула ластами, сделала виртуозное подводное сальто, скрылась в зеленоватой пучине и больше уже не показывалась. Матросы вернулись ни с чем, проклиная хитроумную морскую бестию.