Борис Никитин - Так мы жили [litres]

Л. А.: На мой взгляд, это просто нормально. Ведь не заражает же сам себя человек туберкулезом, раком или чем-нибудь подобным. Ненормально другое: знать, что отрава, болезнь, и все-таки в себя ее силком впихивать, впихивать, до тех пор пока она там внутри не вцепится во все печенки и не сделает из человека гнилушку.

Думаю, пора от этой горькой темы вернуться к нашему празднику, тем более что на той стороне стола, где сидят под предводительством девочек все малыши, стало что-то подозрительно тихо. И кого-то уже не хватает. И какие-то странные переглядывания, и шепот, и шуршание под столом. Что такое? А-а-а, подарки – сейчас будут преподносить имениннику подарки. Кто может, покупает что-нибудь (но не как-нибудь!), кто не может – делает подарок сам.

Б. П.: И здесь у нас есть свои традиции. Ведь как в дни рождения обычно бывает: все подарки, все внимание – новорожденному, а матери, главной виновнице торжества, выпадают в этот день одни хлопоты. Мы решили, что это несправедливо, и наш именинник в свой день рождения сам преподносит маме подарок. Так повелось у нас уже давно, с тех самых пор, как первый сын был в состоянии подарить что-то сделанное им самим.

Кончается наш праздник на крылечке, иногда с фейерверками и бенгальскими огнями. Мы провожаем гостей и кричим хором с порожка:

– До сви-да-ни-я!

(отрывок из книги М. Бутеншён, Б. Никитина «Дети Никитиных выросли», 1988 год. Butenschön М., Nikitin В. DieNikitin-Kinder sind erwachsen. Ein russisches Erziehungsmodell auf dem Prüfstand. Köln: Kiepenheuer & Witsch, 1990)

Лена Алексеевна: Весной 1988 года к нам приехала из Гамбурга переводчица наших книг Марианна Бутеншён. Она уже бывала у нас раньше, и мы встретились как старые добрые знакомые, хотя, конечно, она приехала к нам не просто погостить. Читатели наших книг в Германии задавали много вопросов о том, как складывается наша жизнь дальше, как сказалось на судьбе детей все то, о чем мы писали.

И вот, чтобы подробнее и точнее рассказать об этом, Марианна приехала к нам с диктофоном. Разговоры иногда длились чуть не до утра. О чем только она и нас, и всех наших ребят не спрашивала! Один из вопросов звучал так: ЕСЛИ ВЫ БЫ НАЧАЛИ СВОЮ СЕМЕЙНУЮ ЖИЗНЬ СНАЧАЛА, КАКИХ ОШИБОК ЗАХОТЕЛОСЬ БЫ ВАМ ИЗБЕЖАТЬ?

Вопрос попал, как говорится, в больную точку: я об этом много думала и раньше, даже записывала кое-что в свою «красную книжечку». То, что я тогда ответила Марианне, перед вами. Это информация к размышлению, не больше. Но и не меньше! Думать тут действительно надо не только нам, но и всем, кто хочет у нас что-то перенять.

Л. А.: У нас получается так: Борис часто говорит, что я «захожу с черной стороны», когда мы оцениваем то, что сделали. Но мы поставлены в такие условия, когда должны все анализировать еще и потому, что мы несем это людям. И когда я больше обращаю внимания на то, что у нас не выходит, Борис воспринимает это как «заход с черной стороны» – и даже завел для меня такую черную тетрадку, куда я писала всякие «черные» мысли. Но еще подарил и красную тетрадку, чтобы я отмечала и какие-то светлые стороны…

Потом я поняла, что мы здесь, наверно, делим какие-то свои функции. И это не без пользы получилось, потому что если бы я все время только поддерживала его, то мы бы унеслись в заоблачные дали и потеряли бы всякое представление о реальности. И мне волей-неволей пришлось занять такую позицию критика, хотя это очень тяжелая позиция, которая, конечно, ведет к конфликтам. Пришлось идти на это, и не потому, что у меня вредный характер, а потому, что я просто чувствовала, что противовес должен быть. Увлечение увлечением, но мы обязаны видеть и негативные стороны, иначе очень сложно сориентироваться. И вот после какого-то нашего спора я записала такую вещь.

Первое, что мы сделали нехорошим, – это сосредоточенность наша на детях. У какого-то автора я встретила такой термин – «любование детством», поняла: это и про нас. Дети стали главным в нашей жизни; не детство как таковое, не изучение детей – это попозже было, хотя почти одновременно. Одно дело, когда люди изучают все, что связано с воспитанием, а другое дело, когда эти, конкретные люди, которые у тебя во власти, то есть собственные дети, стали как бы главным сосредоточием нашей жизни. Это было гипертрофировано, и это было нехорошо – в первую очередь для ребят.

Хорошо, что мы опомнились… Кстати, помог мне понять это не ум – ума бы, может, и не хватило. Но я почувствовала, когда ребятишки – маленькие совсем! – начали себя подавать, себя показывать, изображать, хитрить, подлаживаться… и так далее. Вот я и почувствовала, что мы что-то делаем не то. А осмысление этого пришло гораздо позже, когда я поняла, что взрослые не должны ходить вокруг детей хороводом, особенно в семье, не должны отдавать свою жизнь детям буквально на растерзание.

Это была одна из очень серьезных ошибок. Мы ее выправляли в течение всей жизни. По-моему, выправили в основном. С внуками я этого уже не допущу. Бабушкой я не принадлежу внукам своим – они будут ко мне лезть, но я себя не отдам им в распоряжение, не потому, что мне себя жалко, а потому, что я знаю, чем это грозит.

Есть такая легенда. Сын вырос у матери один, влюбился в девушку, а девушка ему говорит: «Я буду твоя, если ты принесешь мне сердце матери». И он таки вынул сердце у матери, несет его своей жестокой красавице, а у порога ее дома спотыкается и роняет сердце. И слышит: «Не ушибся ли ты, сынок?» – это говорит ему материнское сердце.

Вот такая легенда. Воспринимается она по-разному. И мной лично она воспринималась как апофеоз материнской любви: вот ведь – мать о себе не думает даже в такие моменты. И только сравнительно недавно, года два-три назад, я поняла трагический смысл этой притчи, который обычно так не воспринимается людьми: ведь такая мать только такого сына и могла вырастить, способного ради своего удовольствия на чудовищное злодейство. То есть получается все шиворот-навыворот. Выходит, нельзя себя в жертву приносить, а мы это хоть отчасти, но сделали.

Вторая наша ошибка, впрочем, не столько вина, сколько беда наша – от собственного бескультурья, непонимания, неразвитости какой-то, – мы перепутали в чем-то существенном свои роли, функции мужчины и женщины в семье. И от этого было много бед. Даже наблюдая нас, вы видите, что мне пришлось лидерствовать, а этого нельзя допускать в семье; лидером должен быть мужчина. Борис Павлович – лидер в определенных сферах своей жизни, своей деятельности, а вот решения по семейным делам чаще, к сожалению, пришлось принимать мне.

Вот школа, допустим, в основном на меня легла – многое пришлось решать твердо, бескомпромиссно, что противопоказано женщине. А у меня и так характер был мальчишеский, потому что я среди мальчишек росла, и женского – не деятельного, а воспринимающего – во мне было очень мало; меня материнство спасло как женщину! Даже ум у меня ближе к мужскому – логическому, нежели к женскому – интуитивному.