Борис Никитин - Так мы жили [litres]

С внешней стороны – многое «по-никитински»: дома малыши носятся и зимой, и летом босичком; на спортивном комплексе «Аист», который я привез из далекого Северодвинска, проводят столько времени, сколько душа пожелает, и превращают его и в «пароход», и в «автобус», и в «космический корабль». Они очень дружны между собой и если вынуждены зимой на две-три недели расставаться, то скучают и радуются встрече так горячо, словно не виделись целый год.

Наши дети кое в чем пошли дальше нас. Мы, например, не окунали своих детей в холодную воду, когда приносили из родильного дома, а они это делают. Оказывается, это лучший способ запуска терморегулирующих функций, и потому без тени страха внучата всю зиму выскакивают босиком на снег и со мной, и без меня. Поэтому хлопот со здоровьем внучат почти никаких, а для нас особенно отрадно то, что у них и в помине нет того кошмарного экссудативного диатеза, который преследовал шестерых наших детей долгие годы. Спасибо Илье Аркадьевичу Аршавскому. Его совет дать ребенку материнскую грудь в первые же минуты жизни (гениальное открытие!), чтобы младенец высосал первые капельки молозива (природный эликсир жизни и здоровья!), спас от диатеза младшую нашу дочку и почти всех внуков.

И результат: из девяти внуков только один пострадал от диатеза (помогло ему народное средство: березовый деготь, смешанный пополам с топленым нутряным салом, – мазать больную кожу дважды в день в течение недели). Снова и снова мы убеждались: то, что 17 лет тому назад казалось нам случайностью, на самом деле есть могучий закон природы.

А внучата радуют нас не только шелковистой кожей, но и ладными стройными фигурками, удивительной ловкостью и легкостью движений и той потрясающей неутомимостью, которая так обычна для малышей и которая иногда почему-то пугает взрослых. А сколько силы в этих неугомонных деятелях! И они, конечно, должны ее показать каждому, кто остановится около дедушкиных гирь. Весят гири 16, 24 и 32 кг, но уже начиная с двух с половиной лет все становятся «тяжелоатлетами», а в пять-шесть переставляют с места на место даже самую тяжелую (сами-то весят всего 16–18 кг).

Трое старших внучат (5, 6 и 8 лет) давно читают книжки, и не только себе, но и младшим, а Дашенька в два с половиной года не только знает все буквы и цифры, но и безошибочно находит на школьном глобусе все материки и океаны. Внуки много конструируют, строят сооружения из кубиков и все тех же деревянных кирпичей, которые я сделал еще для своих ребят.

Мне, правда, кажется, что в свое время мы больше времени и сил уделяли детям, они развивались быстрее, чем внучата, и были сообразительнее, но доказать, что это так, довольно трудно.

Бесспорным остается только одно – возможности детей настолько выше и научных, и житейских представлений, что грустно видеть и убогость современного слишком среднего образования, и трагедию самых способных и одаренных, которых школа останавливает в развитии уже в 12–13 лет. Остается только надеяться, что оживляющая общество гласность приведет наконец не к словесной, а к реальной перестройке, когда появятся возможности хотя бы в нескольких школах дать простор расцвету способностей и талантов наших детей, а общество научится и видеть, и ценить талантливых людей. Мечтаю, чтобы мои внуки учились в такой школе.

Лена Алексеевна(комментарий 1989 года): Внуки у нас подоспели как раз к моему уходу на пенсию, так что мой «заслуженный отдых» оказался очень кстати. И вот уже почти десять лет я дома – с внучатами. Получилось так, что двое всегда при нас, мы живем вместе; двое приезжают на выходные и на лето, остальные бывают раза три-четыре в год – чаще просто не выходит: далеко живут.

И вот что я заметила: всех я люблю, конечно, но как по-разному складываются наши отношения! Что любовь даже у матерей бывает разная, это я и раньше знала: к ней всегда примешивается то чувство острой жалости, то какой-то робости, то глубокого уважения, то удивления – свой «привкус», свой «оттенок» у любви к каждому ребенку. А с внуками вышло по-другому, здесь многое зависит от того, сколько мы бываем вместе. Вот когда я поняла и почувствовала, как сложно бывает с малышами, когда они растут не рядом, а где-то за тридевять земель. С теми, что живут у нас, мы понимаем друг друга с полуслова, полувзгляда, как камертоны, легко настраиваемся друг на друга – такого наслаждения от взаимопонимания я не испытывала даже с детьми.

А вот к внучатам, приезжающим раз в неделю, уже приходится поначалу привыкать, ведь дней пять не виделись – они уже другие! Помогает, конечно, опыт, но опыт – это обобщенное знание, а здесь-то каждый – уникальная личность, которая успела измениться и… отвыкнуть от меня. Первый день приходится быть «на подступах», второй – мы уже свои , а тут – снова расставание.

С остальными еще сложнее: три-четыре месяца перерыва – словно скачок в неизвестное. Тут уж приноравливаться заново и завоевывать их симпатию приходится неделями.

Вот после этого и думаю, думаю… Бабушки и дедушки все чаще становятся теперь приходящими . А от приходящих, временных что внукам достается? Только гостинцы и нотации. Немного, честно говоря. Впрочем, старикам от внуков тоже ничего не перепадает, кроме «спасибо» и вежливых улыбок. На шею никто не кинется, не задохнется от счастья, как недавно моя Лелека. Мы с ней за все три года ее жизни почти не разлучались надолго, а тут меня не было около двух недель. Обняв меня крепко-крепко, она не могла даже вымолвить ничего, только постанывала: «А! а!» – и прижималась, прижималась щекой к моей щеке. А про гостинцы мы обе забыли…

Лена Алексеевна(комментарий 1997 года): Продолжаю через восемь лет… К тому времени как выйдет эта книга, нашей самой младшей – четырнадцатой – внученьке Сонечке исполнится уже 5 месяцев. Дедушка гордится: «У нас семеро детей и четырнадцать (7+7) внуков. Теперь ждем пятнадцатого…»

Я вижу, как он бережно обнимает дочку, ждущую своего четвертого и нашего пятнадцатого, нежно целует ее и, осторожно приложив руку к ее животу, сияет доброй, растроганной улыбкой: «Чувствуешь, как прыгает?» – и молодеет при этом лет на тридцать, становясь точь-в-точь таким, каким ждал первого, второго и седьмого, а потом по очереди каждого из внуков!

Помню, он меня когда-то смешил и умилял этим восторгом ожидания. Я все удивлялась:

– Ты не привык еще? Не впервой ведь!

– Как можно привыкнуть к чуду?! – всякий раз бурно возмущался он.

И правда, наш дедушка и после восьмидесяти не охладел ни умом, ни сердцем и не может говорить спокойно о том, что составляет смысл его жизни последние сорок лет: ДЕТИ, их будущее, их физическое и интеллектуальное развитие, школа… И все-таки мне иногда кажется, что ожидание и рождение ребенка было и остается самой сердечной, самой трогательной его заботой… Вот почему очередного – пятнадцатого – он ждет с нетерпением и нежностью, как своего собственного ребенка.