Борис Никитин - Так мы начинали [litres]

Беседа у окна продолжается довольно долго. Бабушка проводит психологическую «обработку» внука, а брошенные Алешей штаны сиротливо лежат на полу. Мы нервничаем: «сражение» было почти выиграно, а теперь опять надо начинать всё сначала.

Наконец бабушка решила, что уже отвлекла Алешу от источника раздражения и теперь он наденет штанишки. Но не тут-то было. Стоило ей только произнести слово «штанишки», как Алеша снова заревел с новой силой, сполз со стула и опять шлеп на пол! «Сражение» вновь разгорелось вовсю.

Видя свою неудачу, бабушка поднимает с пола штанишки и подходит к Алеше с намерением надеть их. Тут уж папа не выдерживает.

– Дайте Алеше самому надеть штанишки! – останавливает он бабушку.

Бабушка отступает и отдает трусы Алеше. Но тот сердито бросает их на пол и ревет еще громче.

Мы садимся завтракать. Кусок нам буквально не лезет в горло. Бабушке тоже; она берет книжку, смотрит в нее и молчит.

Проходит еще несколько томительных минут. Теперь уже никто не обращает внимания на плачущего Алешу. Он понемногу стихает, потом поднимается с пола и идет к папе. Идет он медленно и чуть подвывая, но штанишки держит в руке.

– Папа, вити носик! – просит он уже мирным тоном. Папа берет платок и ласково вытирает носик и мокрые от слез щеки. Как папе хочется схватить Алешу на руки, обнять, поцеловать милые заплаканные глазенки, но папа этого не делает.

– Влезай сюда! – приглашает он Алешу на его обычное место. Алеша влезает, кряхтя и посапывая носиком.

– Теперь Алеша наденет штанишки и будет с нами завтракать, – спокойно говорит папа, а сам настороженно ждет: вдруг начнется всё сначала?

Но Алеша прямо на наших глазах становится самим собой. Он садится на свое место, расправляет штанишки и ловко всовывает одну ногу, потом, чуть сдвинув трусики в сторону, – вторую и, привстав, натягивает их до пояса. Движения его снова быстры, ловки, точны. Куда девалось его «никак»! Он снова всё может и всё умеет.

Только за чаем снова дают себя знать следы вчерашнего «блаженства»:

– Насип писоцьку цяй! Памисяй езицькой! Падюй! – не просит, а почти командует Алеша. А ведь всегда он сам сыпал песок в чай, сам мешал ложечкой и сам дул на чай. Мы молча переглядываемся.

– А ты возьми ложечку и помешай сам! Мама уже насыпала песку в чай, – как можно спокойнее говорит ему папа. Алеша тянется за ложкой и начинает медленно мешать чай.

У нас наконец отлегло от сердца: первый и самый тяжелый «бой» выдержан. Но это не всё. Еще дня два или три мы будем расплачиваться за воскресный бабушкин «рай», еще будут слезы у Алеши и трепка нервов папе с мамой, но самое тяжелое уже позади.

«Как же быть? – ломаем голову. – Спрятать Алешу от бабушек невозможно, а результаты их любвеобильного воспитания для всех нас троих очень тяжелы».

Винить бабушек тоже нельзя. Они очень любят внуков. Но любят иначе, чем мы. Получается, что воюют между собой две разные любви, но «сражения» от этого не становятся менее жестокими. Мама даже плачет иногда. А бабушка всё поучает ее:

– Времена спартанского воспитания прошли, а у вас Алеше никакой свободы, всё время он должен сдерживать свои желания. Кончится всё тем, что он вас невзлюбит. – Бабушка Дина говорит всё это устало-назидательным тоном, каким обращаются учителя к непокорному ученику.

Мама слушает, а потом говорит папе:

– В этих словах какая-то чудовищно нелепая и обидная несправедливость! А доказать невозможно.

– И не надо доказывать, пожалуй. Время это сделает лучше нас.

С тех пор как была написана книга, прошел целый год.

В жизни таких малышей, как Алеша и Антоник, это срок немалый, и многое за это время изменилось.

В том, что сыновья подросли, нашей заслуги нет, а вот в другом, пожалуй, есть.

В своем развитии они значительно обогнали сверстников. И чем дальше, тем это становится заметнее. Алеша легко и свободно бегает, причем так быстро, что маме трудно за ним угнаться. И пробежать целый километр ему ровно ничего не стоит. Еще в середине апреля, когда он первый раз выскочил во двор в одних трусиках не на минутку-другую, как зимой, а на целых полчаса, ему доставило большое удовольствие обежать двор, и не раз или два, а раз десять-двенадцать. Папа даже вынес секундомер и определил, что Алеша пробегает 100 метров за 42 секунды. И всё это без напряжения, легко.

Мама пробежит за ним вдогонку пятьдесят метров и уже запыхается, а ему хоть бы что!

Алеша хорошо прыгает, и не только на месте, как зайчик, а может перепрыгнуть, не разбегаясь, через барьерчик в ящик с песком. Спрыгивает на пол со стульев, с лесенки, с турника, то есть с такой высоты, что бабушка ахает и неизменно пророчит: «Ноги он себе обязательно переломает!» Но ее предсказания по-прежнему не сбываются.

А Антоник, хотя и говорит только с десяток слов, во всем пытается копировать брата. Подтягивается Алеша на кольцах (теперь у нас в комнате есть и кольца, и лесенка, и два турника) – Антоник тут как тут. Он, конечно, не может еще подтягиваться на руках до подбородка, но повисеть на кольцах, покачаться и поднять ножонки к самим кольцам он в состоянии.

Начнет Алеша прыгать со стула на пол – и Антоник влезает на стул. Но Алеша спрыгивает и старается прыгнуть как можно дальше, а Антоник посмотрит вниз, оценит высоту, подумает: «Страшновато» – и, ложась на живот, сползает, как обычно, вниз. И после этого начинает спрыгивать, а вернее, «сшагивать» на пол с маленького чемоданчика, лежащего на полу. Ребятишки хорошо знают свои возможности и не станут делать непосильного. Наверное, поэтому за целый год не было ни одного серьезного ушиба или раны, а маленькие царапины в счет не идут. У нас нет боязни, что мальчики залезут куда не следует или упадут и сильно ушибутся.

Но они хорошо развиты не только физически. В два года восемь месяцев Алеша прочел первое слово, а теперь одолевает целые фразы, надписи на банках, коробках, автомашинах, заголовки в газетах и названия книг. Пишет он только печатными буквами, изображая некоторые еще неправильно, но делает это с большим увлечением. Он знает часовую и минутную стрелки на часах, и когда мама попросит его: «Пойди, Алеша, посмотри, который час!» – он, возвращаясь, сообщает: «Часов десять, а минут две». Это значит, что уже десять минут одиннадцатого. И папа с мамой понимают его.

Считает Алеша до двадцати и считать тоже любит: пересчитывает вагоны поездов, проходящих мимо нашего дома, считает, сколько надо взять конфеток, чтобы угостить всех, и т. п. И всему этому он учится играя. Буквы Алеша запомнил потому, что они были на кубиках, на картинках разрезной азбуки в красивом цветном букваре, а папа с мамой иногда спрашивали: