Отцы, матери, дети. Православное воспитание и современный мир

Но и мир слишком мелок, и человеческая похотьсиюминутна, чтобы засорить и заполнить собой бездну человеческой жажды вечности, потому что как возможно делить с другим то, что не может удовлетворить даже мои собственные потребности?! Так опять же другойи своим присутствием и своим отсутствием — создает ад. Его присутствие обкрадывает меня и отнимает мой жизненный простор, а отсутствие становится источником метафизического одиночества, страдания и исчезновения. Это страшное противоречие и столкновение, и их корень со всей ясностью выражены словами святого апостола Иакова: "Откуда у вас вражды и распри? не отсюда ли, от вожделений ваших, воюющих в членах ваших? Желаете — и не имеете; убиваете и завидуете — и не можете достигнуть; препираетесь и враждуете — и не имеете, потому что не просите. Просите, и не получаете, потому что просите не на добро, а чтобы употребить для ваших вожделений" (Иак 4:1–3).

Чем побеждает Христос диавольское искушение и как отражает нападения сатаны? — Написано , — отвечает Он, — не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящих из уст Божиих (Мф 4:4). Это слово— оно хлеб, но и хлеб Божий есть тот, который сходит с небес и дает жизнь миру (Ин 6:33). И дальше Спаситель открывает суть Своих слов и смысл всего Евангелия — Я есмь хлеб жизни <���…> Я хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек … (Ин 6:48,51). Отождествляя это словос хлебом жизни и хлеб жизни с Собой, говорит далее, что хлеб этот — плотьЕго, которую Он отдаст за жизнь мира (Ин 6:51). И добавляет — ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем (Ин 6:56).

Следовательно, тайна хлеба жизни — это тайна Христа и Его вечного присутствия, и нашего кровного общения с Ним. Общение же это осуществляется именно в Литургии. Литургия — это изображение всего спасительного Домостроительства Христова и в то же время знак вечного присутствия Его Самого в нас и среди нас. В Литургии нам открывается Бог Слово как вечноприсутствующий Другой, и все происходящее на ней свидетельствует об этом.

Чем и как свидетельствует? — В первую очередь тем, что она совершается в воспоминание Господа и Спаса нашего Иисуса Христа . Каждое слово, каждая молитва, каждое движение и действие священника и молящихся и дар, который приносится, — все это напоминает о Христе и Его присутствии. Это "воспоминание" не означает просто памяти о прошлом; это не символическое театрализованное представление о чем-то, что произошло когда-то в прошлом. Речь идет о реальной встрече и реальном общении с вечно Присутствующим, о встрече и единении в Нем с Богом, с братом, с природой. На Литургии Бог открывается и предается человеку, и человек предается Богу; принесенные дары — это выражение и отражение этого взаимного дара, свидетельство их любви.

Так Литургия открывает нам триединую тайну жизни: тайну Бога, тайну человека и тайну природы, их истинные здоровые отношения. Впрочем, в этом заключены смысл и сила не только Литургии, но и всего православного богослужения. Богослужение — это отклик человека на Божий призыв. Его сущность, которая открывается в этом призыве и отклике, — именно в этом глубоком ощущении реального присутствияБога в человеке и человека в Боге. Оно — сама живая память Церкви, память, в которой Божественное Домостроительство силой Духа Святого вечно присутствующая реальность, воплощенная и явленная в Святом Причастии.

Такой богочеловеческий реализм дает и истинный смысл Священному Писанию: оно — Слово жизни, которое открывает вечноприсутствующее в Церкви Слово Божие, оно — Его сила и Его знак. Поэтому и церковные песнопения, и чтение Священного Писания, Слова Божия, во время богослужения, в особенности на Литургии, уже есть некий образ сладостного общения с нетварными энергиями вечноприсутствующего Слова Божия, которое достигает своей вершины в Причастии Тела и Крови Его. Если все созданное пронизано Его логосными энергиями и если все — икона Его таинственного присутствия, возводящая к Первообразу, тем более это — Слово Его святое, Которое открывает Его чудный Лик, воплощенное Духом Святым в нас. Действительно, вся природа, все существа в ней, написанное Слово Божие и каждый человеческий лик — все это тварные иконы нетварного Первообраза, знаки и свидетели Его присутствия. Всякий раз, когда тварное существо осознает и ощущает себя как икона, оно благодаря этому открывает свою самую сокровенную тайну, свой лик, свой смысл, перестает быть закрытым, замкнутым на себе и порабощенным самим же собой, обретая таким образом свободу. Первообраз, образом Которого осознает себя тварное существо, не порабощает и не уничтожает эту свободу: Он, по Своей природе, призывает из неизреченных глубин Своего совершенства к максимальному осуществлению ее полноты. В тот же момент, когда какое бы ни было тварное существо замыкается на себе, оно становится рабом себя самого, утрачивая свою тайну и забывая свое призвание, теряя из вида свой Первосмысл.

Определенно можно сказать, что первородным грехом Адама и Евы было нарушение Божией заповеди и воли. Это не мифологический символ, с помощью которого человек пытается объяснить свое историческое несчастье, это реальная данность в существовании каждого человека. В самовлюбленности, в поиске счастья в самом себе и в сладости окружающего мира каждый человек, подобно Адаму, изгоняет из себя и окружающего творения красоту Первообраза, забывает о ее существовании и скрывается от нее. Но только в сиянии этой красоты он может познать себя, распознать свой истинный образ и познать природу. Следовательно, отчуждение от этой красоты —отчуждение от самого себя: человек, попирая заповедь Божию, попирает и святыню своего собственного существа. Демоническое действие страсти (а страсть — это неправильное, огреховленное отношение к себе и твари) приводит к отчуждению от Первообраза и через это — к помрачению образа. Тогда мир и человек перестают быть иконой, а становятся идолом, глухой китайской стеной между Богом и человеком, между людьми. В идоле, как и в иконе, присутствует вся существующая реальность, но уже как что-то безликое и мучительное, потому что после отчуждения и забвения разрушены первозданные личные отношения, потеряно живое созерцание лика Божия, человеческого лица и лица природы. Все здесь тонет в мрачной утробе забвения, все враждует, чтобы в конце концов исчезнуть в каком-то безликом и безличном единстве. Вот о каком адском бессилии общения с другимфилософствуют два черепа: живого Сартра и мертвого жреца.