Дима Зицер - Учеба. Учиться всегда пригодится?

Вероятно, для нее будет неожиданным разговор на тему «счастлива ты или нет». Она вас спросит: «Мама, ты счастлива?» И тогда вы вместе, как девочка с девочкой, поразмышляете о том, что такое быть счастливым. Вот что такое лечь вечером в кровать и сказать: «Я прожил сегодня счастливый день»? Может быть, я провел этот день с близкими людьми, а может, занимался тем, что люблю. Это начало. Конец этой истории в том, что внешние факторы становятся менее важными.

«Я считаю, что у меня мало друзей». Мало — это сколько?

Я не думаю, что у нее нет друзей. Это она так считает.

Это неважно. Сколько?

Мало. Человек пять.

А у меня два. Я вообще не считаю, что у меня мало друзей. Близких, настоящих, закадычных, что называется. Много друзей чуть на более далекой от меня линии, но близких людей, к которым я могу обратиться, людей, которым я могу рассказать свои секреты, не видеться с ними три года и начать разговор с того же места, у меня всего несколько. И у вас, к слову сказать.

У нее нет таких людей, к сожалению.

Вы не знаете.

Она сама так говорит.

Может, у нее нет таких людей, потому что она их к себе не подпускает, потому что боится, что ее осудят? Может, это и есть та самая цепочка, которую вы можете разорвать? Давайте проверим, понятна ли моя позиция?

Конечно, понятна.

Тогда вперед. Начинайте об этом разговаривать. Поговорите о том, что такое реализация, счастье и все остальное, что мы упоминали.

Относительно ее боязни выступлений. Если она боится выходить к доске, то пусть не выходит. Поговорите с учителем, опишите проблему. Разве это доблесть — выходить к доске? Это что, новый метод обучения, который заключается в том, что человек должен стоять перед всем классом? Кому-то нравится стоять у доски, а кому-то нет. Что не так?

Она мне недавно рассказывала, как впала в ступор из-за того, что в тот момент, когда ее вызвали читать стихи, в класс вошли два мальчика, — до такой степени она волнуется.

Я понимаю. Это ведь довольно легко решить технически. Разве нельзя договориться с учительницей литературы, чтобы она проверяла ее индивидуально? Что такого-то? Все люди разные.

Я, наоборот, ей говорю, что она должна пересилить свой страх и выйти, рассказать.

Борис Борисович Гребенщиков как-то сказал: «В работе мы как в проруби, в постели мы как на войне» [4] Отрывок из песни «Козлы» группы «Аквариум». Автор слов Б. Б. Гребенщиков. . Что ж мы все пересиливаем и пересиливаем и параллельно говорим: «Я хочу, чтобы она была счастлива»? Насколько она счастлива в тот момент, когда у нее язык прилипает к гортани? Нельзя выиграть все битвы. Давайте сначала потихонечку решим этот вопрос, чтобы она поняла, что уже живет. Она уже прекрасна, она уже реализовывается, она уже важна вам. Я уверен, что вы и так ей это говорите. Она важна пятерым друзьям как минимум. А скольким еще важна и не знает об этом, потому что боится посмотреть в их сторону! Давайте начнем с этого. Давайте поможем ей в том, в чем можно помочь. В частности, я абсолютно уверен (как училка литературы вам говорю) — нет никакой проблемы в том, чтобы проверять ученика один на один. У меня, конечно, такие ученики были и есть. Мне вообще ничего не стоит поговорить с ними лично, если им трудно. А потом настанет момент — и кто-то из них скажет: «Я готов». Желаю вам удачи, пробуйте и звоните, рассказывайте об успехах, которые, я уверен, не заставят себя ждать.

До нас дозвонилась Екатерина из Санкт-Петербурга. Здравствуйте, Екатерина!

Добрый день! Моей дочери Саше одиннадцать лет. У нас с ней хорошие взаимоотношения, но она к учебе относится гораздо серьезнее, чем я (она в четвертом классе). То есть я ей обычно говорю: «Заяц, ты все знаешь, у тебя все хорошо будет, ты такая молодец, главное не ленись». Знаете, в чем я вижу проблему? Вот сейчас у нас был ряд ВПР (это такие проверочные работы), и дочка очень серьезно нервничала. Однажды у нее даже соматика какая-то проявилась: заболел живот, и она осталась дома. То есть она боится, что что-то не напишет, несмотря на то, что в целом учится неплохо (на пятерки-четверки). Она говорит: «Я боюсь, что не напишу». Хотя обычно она все сложности преодолевает. Это первое. А второе вытекает из первого: когда она видит перед собой задачу, по учебе в основном, например, выучить пятнадцать слов по английскому или еще что-то, она начинает больше энергии тратить не на решение этой задачи, а на нервничание какое-то: «Ой, я не смогу, ой, как много». Я говорю: «Саш, ну давай успокоимся, все нормально». И я вижу, что она много сил на это тратит и все вхолостую. И мне не удается с ней как-то по-взрослому все решить. Как я, например, решаю проблемы? Делю их на части, совершенно спокойно решаю — и все получается.

А она очень сильно нервничает, да и в классе у них нагнетание какое-то идет с этими ВПР. Я бы хотела послушать ваше мнение.

Значит, Катя, если у них весь класс так реагирует, то это красная лампочка, да? Они же не сговорились так реагировать, видимо, их кто-то пугает. Может, вам нужно за этим понаблюдать, на учительницу посмотреть, с другими родителями поболтать? Подумаешь ВПР, еще одна контрольная работа. В этом смысле учительницу нужно как-то успокоить. Учителя такие же люди, как мы с вами. Иногда достаточно сказать: «Слушайте, ну чего вы преувеличиваете, может, мы немного ослабим хватку?» И часто, как ни странно, учителю этого хватает.

Теперь по существу. А вот если мы с вами подумаем: чего Саша боится на самом деле? Что будет, если она плохо напишет работу?

Мне кажется, что она боится быть хуже на фоне остальных детей.

С чего это? Остальные дети тоже дрожат как зайцы, я правильно понял?

Мы с ней договорились, что любая оценка, даже двойка, это ее личное дело. То есть как она выучила, столько и получила. Я даже не ругаю ее.

Я позволю себе влезть в ваши отношения. Оценки — это всего лишь инструмент, который государство передает учительнице и который она использует. Они очень часто не имеют никакого отношения к тому, что ваша дочь выучила и не выучила, вы разве не в курсе? Сегодня получил два письма из двух разных источников о том, что детям ставят двойки, если они забывают тетради, делают что-то неаккуратно и т. д.

Да, я эту мысль пытаюсь до нее донести, но она то ли учителей боится, то ли не хочет выглядеть хуже других детей.

А давайте вы проведете простой сеанс психотерапии: сядете с вашей замечательной Сашей там, где вам будет спокойно, и пройдете с ней эту цепочку событий до конца. Понимаете, что я имею в виду? «Допустим, ты не напишешь ВПР. Давай подумаем, что будет дальше». Она вам что-нибудь скажет, например: «Я получу трояк». Вы спросите: «Что будет дальше?» Пусть она пройдет это до конца. Возможно, ей будет неприятно и немного страшно, но зато мы с вами узнаем, чего она боится на самом деле, да и она сама узнает. Потому что очень часто, когда человеку одиннадцать лет, он и сам не знает. Кто-то когда-то ей сказал: «Этого надо бояться». Она и боится. И ни разу не думала и имеет право (и в одиннадцать лет, и в сорок шесть) не думать об этом. Она никогда не думала, в чем суть ее страха, чего она боится. И в этом смысле вы ее, конечно, поддерживаете, когда говорите: «Вообще-то это неважно, я люблю тебя не за оценки, они не имеют отношения к моей любви».