Леонард Млодинов - Стивен Хокинг. О дружбе и физике

Я сидел рядом со Стивеном. По другую руку от меня сидел словоохотливый мужчина, бывший когда-то британским послом в Польше. По-видимому, на этой должности ему приходилось пить много водки: ее наливали, хотел он того или нет, и требовали пить до дна. Сейчас он стал более воздержан в напитках и находился в другой должности – магистра колледжа Гонвилля и Киза. Мне пришло в голову, что почти ровно через четыреста лет после Уильяма Брантуэйта я сижу рядом с человеком, находящимся в той же должности. Бывший посол, он же теперешний магистр колледжа, очень любил поболтать. Он без конца рассказывал об искусстве держаться в рамках приличий на официальных польских приемах и умении тайком опорожнять рюмки с водкой, выливая их в горшки с цветами.

Эта тема, казалось, заинтересовала Стивена. Я вспомнил, как он, будучи еще студентом, рассказывал своему другу Роберту, как нужно вести себя во время роскошных обедов в Кембридже, сопровождаемых обильными возлияниями, чтобы не было плохо на следующий день: надо хорошо закусывать и отказываться от портвейна и коньяка, предлагаемых в самом конце. В Кембридже отказаться можно, потому что церемония угощения выпивкой обязательно начинается с вопроса: «Не желаете ли вы?..» В Варшаве, очевидно, подобные церемониальные нюансы опускались за ненадобностью. У Стивена, судя по всему, было свое мнение на этот счет. Видно было, что он хочет присоединиться к разговору и что-то сказать, но слишком занят пережевыванием жесткого мяса и поэтому воздерживается.

Наша беседа об уклонении от пития водки, вряд ли соответствовала лучшим академическим традициям Кембриджа, а я с трепетом думал, что мой путь пересекся в этих стенах с перипетиями судьбы ныне действующего магистра колледжа Гонвилля и Киза – человека, которого в силу его положения мы, сидящие здесь четыре века спустя, могли по праву считать Уильямом Брантуэйтом начала XXI века.

Если я почувствовал свою причастность к истории Кембриджа просто в силу, что находился здесь, то как должно было быть приятно Стивену, который своими открытиями сам творил эту историю. Здесь, в колледже Гонвилля и Киза, я ощущал себя как на другой планете, а Стивену было удобно, он чувствовал себя довольным и счастливым. В этом месте он жил и работал со времени учебы в аспирантуре, еще до того, как оказался прикован к креслу-каталке. Он всегда любил Кембридж и его кембриджские коллеги-физики любили его. Он мог устроиться на гораздо более высокооплачиваемую работу в Калтехе или в каком-нибудь другом престижном университете, но именно здесь был его дом. На пути сюда он выглядел взволнованным и бледным. Здесь, среди портретов и традиций, я увидел, что с него начало спадать напряжение.

После обеда мы перешли в комнату, где нам подавали портвейн с сыром. Стивен сделал несколько глотков. За обедом он был молчалив, а здесь немного разговорился. Напечатав фразу на своем компьютере, он улыбнулся, когда компьютерный голос произнес:

– Я больше никогда не женюсь.

– В разводе всегда виновата противоположная сторона, – сказал я.

Он снова улыбнулся.

Когда Стивен влюбился в Элейн, он понимал, что нашел в ней отражение своей собственной радости жизни. Что бы он ни делал, куда бы он ни ехал, он знал – ей доставляет удовольствие быть рядом с ним. И для него это тоже было удовольствием. В те времена их обуревали чувства, и взаимная любовь помогала его духу воспарить над ловушкой беспомощного тела.

Теперь он остался один на один перед лицом будущего. Если ему повезет, и он проживет еще долго, он будет стареть без нее. И все-таки, сидя здесь, за этим великолепным столом, где все дышит традициями и пронизано вековой историей, Стивен ощущал себя комфортно. Как верующий получает утешение, зная, что судьба его находится в руках Бога, так и Стивена всегда умиротворяло осознание своего места в высшем замысле, осознание плана, предначертанного природой, да и всей Вселенной, для человеческого рода. Я видел, что принадлежность к университетскому кругу с долгой и изысканной традицией служит для него не меньшим утешением. Традиция помогала ему обрести перспективу. Она помогала ему смириться с тем, что он был вынужден позволить Элейн уйти. Он понимал, что их совместная жизнь закончилась; он понимал также, что пройдет не так уж много лет и закончится его собственная жизнь, – и он присоединится к другим ученым, канувшим в лету, и будет продолжать жить в своих бессмертных идеях и в памяти, олицетворенной в портрете на университетской стене.

В 2004 году, когда Стивен пришел к выводу, что судьба пари, заключенного им по поводу информационного парадокса черной дыры, разрешилась, он собрался выступить на 17-й Международной конференции по общей теории относительности и гравитации. Ему понадобилось семь лет, чтобы разобраться в вопросе, и он ехал на конференцию отнюдь не для того, чтобы провозгласить свою победу. Он собирался признать свое поражение. В очередной раз он хотел публично признаться, что хочет поменять свою позицию, потому что ошибался в важном вопросе.

Конференция проходила в торжественном концертном зале Дублинского королевского общества. Это собрание сильно напоминало встречу, проходившую в 1962 году в Варшаве, на которой присутствовал и был осмеян Фейнман. Однако теперь, сорок два года спустя, конференции по общей теории относительности и гравитации не привлекали «массу остолопов», а только самых лучших и ярких ученых. Во многом такое положение вещей сложилось благодаря работам Стивена, выполненным в 1960-е – 1970-е годы.

Хотя Стивен был одним из основных разработчиков в этой области, участники конференции были преисполнены, как писал один блогер, «скептического любопытства» в отношении того, что он собирался сказать. Учитывая достижения Стивена, они не собирались нападать на него, как стая пираний, с которой ему довелось познакомиться в молодости, когда он провозгласил об открытии «излучения Хокинга». Но, по словам одного из участников, никто из физиков в аудитории «не верил в то, что Хокинг может внезапно пролить новый свет на проблему, которую в течение нескольких десятков лет разные ученые атаковали под разными углами. Одна из причин заключалась в том, что лучшая работа Хокинга была выполнена почти тридцать лет назад».

Но совсем другим было отношение средств массовой информации. Они запросили так много пропусков на конференцию для своих представителей, что некоторым было отказано в допуске под предлогом того, что они посещали предыдущие конференции. Количество пропусков было ограничено, и ряду представителей прессы пришлось участвовать в конкурентной борьбе друг с другом за право получения пропуска. Более того, организаторы конференции наняли людей из специальной фирмы, чтобы не пускать незваных гостей, и потратили на это почти десять тысяч долларов.