Сергей Снегов - Прометей раскованный. Повесть об Игоре Курчатове

Иоффе знал, что отвлечь Курчатова от этих работ невозможно. Он и не желал его отвлекать. Изучение карборунда обещало дать важные результаты. В стране создавалась высоковольтная техника, она требовала технических усовершенствований. Курчатов гордился, что его исследования помогают народному хозяйству. В названии института «физико-технический» ему были близки оба термина — и физический и технический.

Зато этот человек углублялся в свои исследования, не замыкаясь в них. Он интересовался всем в институте, к нему можно было прийти потолковать о собственных затруднениях, погордиться успехами — он великолепно слушал, искренне радовался удаче товарища, предлагал содействие, не ожидая, пока содействия попросят. Его за глаза называли Генералом. Прозвище говорило о властолюбии, но еще больше свидетельствовало о чувстве ответственности не только за себя, но и за товарищей. Это было сложное чувство, отнюдь не стандартное. Иоффе сам был щедро им наделен и ценил его в других. И еще об одном говорило прозвище, тоже об очень характерном. Курчатов, дотошный организатор, умел сам работать, умел зажигать помощников, умел привлекать внимание к своему делу. Он не оставлял работ на лолусвершении, но и не возился с ними сверх нужды. Исследования доводились лишь до принципиального решения, его не захватывали мелкие уточнения, показывавшие лишь нежелание отрываться от полюбившегося дела. Он был одарен редким умением вовремя ставить точку. Временами казалось, что он «наступает на горло собственной песне», говоря словами Маяковского. Он и внешне походил на Маяковского.

Он встал навстречу директору — высокий, широкоплечий, ладно скроенный и крепко сшитый, румянощекий, темноглазый. Он был красив, в лице приятно сочеталась умная мужественность с чем-то — особенно в нижней части лица, в округлом подбородке — очень мягким, почти женственным. Голос его, звонкий, отчетливый, веселый, редко менял обычный свой бодрый тон — высокий баритон действовал значением слов, а не интонациями. Курчатова не слышали шепчущим или кричащим, грозящим или умоляющим, его голос был голосом мыслителя и ученого — доказывал и опровергал, разъяснял и описывал, ставил задания, анализировал результаты. Для этого не требовалось ни шепота, ни грохота.

Абрам Федорович присел на стул и поинтересовался:

— Как вы относитесь к последним открытиям в области атомного ядра, Игорь Васильевич?

К открытиям в атомном ядре Курчатов относился одобрительно. Видимо, начинается новая глава в науке. Иоффе был того же мнения. Не следует ли попытаться вписать несколько собственных строк в этой новой главе? Курчатов высоко поднял брови. Как понимать слово «вписывать»? Отставив уже ведущиеся работы, переключиться на исследование ядра? Иоффе покачал головой. Нет, зачем же забрасывать ведущиеся работы. В их институте многое уже связано с ядром. Он имеет в виду лабораторию Скобельцына по космическим лучам, теоретические исследования Иваненко; вот и Алиханов организует поиск позитронов, тоже ведь ядерная тема. В Харькове Лейпунский и Синельников с Вальтером, их бывшие земляки и сотрудники, готовят воспроизводство английских ядерных экспериментов. Углубление в ядро — факт! Он предлагает организовать специальную группу по ядру — видные экспериментаторы и теоретики обсуждают на узком семинаре публикуемые во всех странах ядерные работы…

— И чтобы показать, что участие в группе не означает отказа от собственных работ, руководство ею я возьму на себя, — закончил Иоффе. — Никто ведь не потребует, чтобы я забросил свои кристаллы и полупроводники, не так ли? А принять организационное руководство группой попрошу вас, Игорь Васильевич.

Курчатов, поколебавшись, сказал, что организационное руководство группой он взять согласен.

— Чтобы не ограничивать группу рамками Физтеха, мы пригласим в нее из Радиевого института и ядерного теоретика Гамова, и специалиста по космическим лучам Мысовского. Не будете возражать, Игорь Васильевич?

Против участия Гамова и Мысовского Курчатов не возражал.

Абрам Федорович Иоффе продолжал обход института, беседуя с руководителями лабораторий. Результаты бесед нашли отражение в приказе по институту № 64 от 14/ХП 1932 года:

«1. Для осуществления работ, являющихся второй центральной проблемой научно-исследовательских работ ЛФТИ, образовать особую группу по ядру в составе: ак. А. Ф. Иоффе, начальник группы; И. В. Курчатов, зам. нач. группы; М. А. Еремеев; В. Д. Скобельцын; П. А. Богдасевич; В. А. Пустовойтенко; С. А. Бобковский; И. П. Селинов; М. П. Бронштейн; Д. Д. Иваненко.

2. Г. А. Гамова и Л. В. Мысовского числить консультантами группы.

3. Придавая особо важное значение развертыванию работ по ядру, выделить в 1933 году особый фонд для премирования работников группы.

4. Ответственность за работу семинара по ядру возложить на Д. Д. Иваненко.

5. Заместителю начальника группы И. В. Курчатову подготовить к 1/1 1933 года план работ группы на 1933 год и выработать мероприятия к привлечению необходимых кадров».

Иоффе усмехнулся, когда писал «вторая центральная проблема». Это было не столько отражение реальности, сколько простое пожелание. Директора ЛФТИ могли упрекнуть в необъективности…

Но дело было не в необъективности, а в том, что Иоффе вперед смотрел охотней и зорче, чем назад. Такова уж была особенность его научного зрения.

«Семинары по ядру» посещали аккуратно, но все это были пока обмены мнениями, знакомство с достижениями иностранных лабораторий, иногда и научные мечтания на тему «ежели бы да кабы». Правда, Скобельцын продолжал свои исследования космических лучей, Алиханов начал поиски позитронов в процессах радиоактивного распада, а приезжавшие из Харькова хвалились и создаваемыми могучими ускорителями заряженных частиц, и тем, что им удалось воспроизвести у себя знаменитый опыт Кокрофта и Уолтона по превращению одного ядра лития в два ядра гелия. Четыре харьковчанина — Кирилл Синельников, Александр Лейпунский, Антон Вальтер и Георгий Латышев — сообщили в печати об этом блестящем эксперименте, но каждый понимал, что даже усовершенствованное повторение уже открытого не является открытием. И самое главное — все эти работы совершались независимо от того, существует ли «группа по ядру» или нет ее. Заместитель начальника группы чувствовал это острее всех. Принятая должность побуждала к действиям — Курчатов не терпел званий, за которыми не стояло дел. Он начал собирать высоковольтную установку для расщепления атомных ядер, похожую на харьковскую, но поменьше. И после одного из заседаний семинара неожиданно предложил созвать всесоюзную конференцию по проблемам атомного ядра.