Карло Ровелли - Нереальная реальность. Путешествие по квантовой петле

Рис. 1.4.Типичное броуновское движение

Ключевая мысль состоит в следующем. Число молекул в воздухе колоссально. В среднем частица получает столько же толчков слева, сколько и справа. Если бы молекулы воздуха были бесконечно малыми и бесконечно многочисленными, воздействия толчков справа и слева уравновешивались бы и в каждый момент взаимно компенсировали друг друга, в результате чего частица не двигалась бы. Но конечность размеров молекул – тот факт, что имеется лишь конечное , а не бесконечное их число – приводит к возникновению флуктуаций (это ключевое слово). Иначе говоря, столкновения никогда не уравновешиваются точно , они сбалансированы лишь в среднем . Представьте на мгновение, что молекул очень немного и они велики по размеру: очевидно, пылинка будет получать толчки лишь изредка, сначала справа, потом слева… Между столкновениями она будет значительно смещаться в ту или другую сторону, подобно мячу, по которому бьют мальчишки, играющие в футбол. С другой стороны, чем меньше молекулы, тем короче становятся интервалы между столкновениями и тем лучше уравновешиваются толчки с разных сторон. А смещения пылинки становятся менее значительными.

Оказывается, проделав кое-какие математические выкладки, можно по величине наблюдаемых движений частицы определить размеры молекул. Как я уже упоминал, Эйнштейн сделал это в возрасте 25 лет. Из наблюдений за движением частиц пыльцы в жидкости и по расстояниям, на которые им удавалось переместиться от своей исходной позиции, он определил размеры демокритовских атомов – элементарных кирпичиков, из которых состоит вещество. Спустя 2300 лет он нашел доказательство гениальной идеи Демокрита: материя зерниста.

Я часто думаю, что утрата работ Демокрита во всей их полноте – это величайшая интеллектуальная трагедия, вызванная гибелью древней классической цивилизации. Взгляните на список его трудов, приводимый в сноске [20]. Трудно не прийти в уныние, осознавая, что нами потеряна огромная часть древних научных представлений.

До нас дошли все труды Аристотеля, следуя которому восстанавливалась западная мысль, но ничего из Демокрита. Возможно, если бы сохранилось всё написанное Демокритом и ничего из трудов Аристотеля, интеллектуальная история нашей цивилизации сложилась бы благоприятнее…

Однако столетия доминирования монотеизма не оставили возможности для выживания демокритовского натурализма. Свертывание античных школ вроде тех, что процветали в Афинах и Александрии, а также уничтожение всех текстов, не согласующихся с христианскими идеями, было всеобъемлющим и систематическим в период жестоких антиязыческих репрессий после эдиктов императора Феодосия, который в 390–391 годах объявил христианство единственной и обязательной религией империи. Торжествующее христианство еще могло смириться с Платоном и Аристотелем, язычниками, верившими в бессмертие души и существование Перводвигателя. Но не с Демокритом.

Тем не менее существует текст, переживший катастрофу и дошедший до нас во всей своей полноте. Благодаря ему мы кое-что знаем об античном атомизме и, сверх того, можем почувствовать дух науки той эпохи. Это блистательная поэма De rerum natura («О природе вещей») древнеримского поэта Лукреция.

Лукреций твердо держится философии Эпикура, который был учеником ученика Демокрита. Эпикура больше интересовали этические, нежели научные, вопросы и ему недоставало демокритовской глубины. Местами он трактует атомизм Демокрита несколько поверхностно. Но в целом его представления о естественном мире соответствует представлениям великого философа из Абдеры. Лукреций переложил в стихотворную форму мысли Эпикура и атомизм Демокрита, благодаря чему часть этой глубокой философии была спасена от интеллектуальной катастрофы Средних веков. Лукреций воспевает атомы, моря, небеса и природу. В своих блестящих стихах он формулирует философские вопросы, научные идеи и изысканные аргументы.

Я объясню, какие силы природы правят Солнцем и определяют движения Луны, чтобы мы не думали, будто их ежегодные перемещения между небом и землей происходит по их собственной воле… Или что они кружатся в соответствии с неким божественным планом… [21]

Красота поэмы заключена в том чувстве удивления, которым пропитана широкая атомистическая картина мира, – чувстве глубокого единства вещей, проистекающем из знания, что все они состоят из одной и той же субстанции – что звезды, что моря:

…все мы происходим от небесного семени. Все сходны тем, что у нас один отец, от которого питающая всех мать-земля получает капли орошающей влаги. Оплодотворенная таким образом, она рождает обильные урожаи и крепкие деревья для людей и всех видов животных. Это она дает пищу, которой все они радостно поддерживают жизнь в своих телах и дают продолжение своем роду…

Поэма пропитана светлым чувством спокойствия и безмятежности, которое рождается пониманием того, что нет никаких капризных богов, требующих от нас тяжких свершений и наказывающих нас. Она полна легкой пульсирующий радости и начинается с прекрасных вступительных строк, посвященных Венере, сияющему символу творческой силы природы:

Пред тобой уносятся ветры и с твоим появлением облака уходят с неба. Морские горизонты улыбаются тебе, небеса успокаиваются и сияют рассеянным светом.

Выражается глубокое принятие жизни, с которой мы составляем единое целое.

Разве не видно, что для радости и наслаждения природе нужны лишь две вещи: тело, избавленное от боли, и разум, свободный от тревоги и страха.