Брайан Китинг - Гонка за Нобелем. История о космологии, амбициях и высшей научной награде

Во-вторых, наибольшую отдачу от своих денег имеет институт Нобелевской премии. Он влияет на научные приоритеты куда сильнее, чем частные фонды, даже несмотря на то что многие из них предлагают большие премии, чем Нобелевка. Как сказал физик Лоуренс Краусс в газете The New York Times , новые «большие деньги», т. е. научные премии частных фондов, при всей их щедрости блестят не так, как нобелевское золото: «Я подозреваю, что любой лауреат Премии за прорыв (Breakthrough Prize) [одной из крупнейших научных премий в мире] с радостью отдал бы эти деньги в обмен на нобелевскую медаль. И Премия за прорыв, и Премия Кавли, и все остальные крупные премии в размере больше миллиона долларов считаются не более чем утешительными призами» {26} . Но если даже такие премии, как Премия за прорыв, превышающая почти в три раза денежный номинал Нобелевки, бессильны повлиять на здоровый прогресс науки, то что тогда может?

Прекрасным применением «больших денег» было бы дополнительное финансирование экспериментов, позволяющих перевести теоретические открытия в пантеон «устоявшейся» науки. Оптимальное решение — создание государственно-частных партнерств, способных совмещать значительные ресурсы государственных агентств с гибкостью частных фондов и таким образом инициировать рискованные проекты, имеющие потенциал революционных открытий.

В прошлом частные корпорации, такие как Bell Labs, занимались финансированием чисто исследовательских усилий, которые привели к таким инновациям, как транзистор, CCD-видеодатчик и сотовый телефон. Как и открытие Пензиасом и Уилсоном космического микроволнового фона, многие из этих изобретений были сделаны совершенно неожиданно. Тим Бернерс-Ли изобрел Всемирную паутину не из финансовых соображений, а как способ дать ученым по всему миру возможность обмениваться научной информацией {27} . Астрономия изобилует успешными примерами государственно-частных партнерств. Фонды Хейсинга — Саймонс, Темплтона, Кека и Саймонса вкладывают большие средства в эксперименты по исследованию реликтового излучения. Пол Аллен инвестировал 30 млн долларов в проект Allen Telescope Array, занимающийся поиском внеземных цивилизаций. Джордж Митчелл выделил 25 млн долларов на строительство телескопа Giant Magellan Telescope в Чили, а фонд Гордона и Бетти Мур пожертвовал более 200 млн долларов на создание одного из самых больших оптических телескопов на планете — Thirty Meter Telescope.

Сегодня роль этих современных Медичи трудно переоценить. Благодаря их финансовой поддержке мы сможем вновь вступить в золотой век науки, когда ученые всех возрастов будут иметь возможность в полной мере использовать потенциал своих гениальных умов и «приносить наибольшую пользу человечеству» удивительными прорывными открытиями.

Медаль Шведской королевской академии наук, вручаемая лауреатам Нобелевской премии по физике и химии, — это настоящее произведение искусства. На ее лицевой стороне изображен Альфред Нобель. По иронии судьбы на обратной стороне медали, которая за всю историю премии всего дважды вручалась женщинам-физикам, изображены два пленительных женских образа: гений Науки приподнимает шаль, закрывающую глаза богини Природы, которая держит в руках рог изобилия. Эта сцена символизирует способность науки открывать человечеству глаза на скрытые ранее истины.

Но иногда ученые намеренно выбирают слепоту. Например, исследователи-медики, чтобы исключить отрицательное влияние склонности к подтверждению своей точки зрения, используют двойные слепые исследования: когда ни испытуемые, ни те, кто проводит эксперимент, не получают никакой информации, способной повлиять на результат.

В астрономии, однако, настоящие двойные слепые эксперименты невозможны, поскольку мы не можем проводить настоящие эксперименты. Некоторые обсерватории, такие как LIGO, используют «слепые вбросы» ложной информации, чтобы выработать частичный иммунитет против ложноположительных выводов {28} . Но это не позволяет полностью защитить исполнителей от «ненужной» информации: почти сразу же после того как LIGO уловила первые гравитационные сигналы от слияния двух черных дыр, слухи об этом проникли в интернет и мгновенно разлетелись по социальным сетям. Если в астрономии так сложно реализовать двойной слепой протокол, на что же рассчитывать космологам, в распоряжении которых всего одна Вселенная для исследований?

Мое предложение состоит в том, что Нобелевскую премию надо использовать для изменения этой ситуации, в первую очередь награждая серендипные открытия.

В своем выступлении на Всемирном академическом саммите нобелевский лауреат 2011 года Сол Перлмуттер подчеркнул необходимость серендипности. «Я считаю, что существует фундаментальное непонимание тех целей, которые мы преследуем, занимаясь глубокими исследованиями такого рода, — сказал он. — Люди забывают, что мы ищем что-то действительно новое и удивительное, то, что считается невозможным, то, что нельзя предсказать заранее с достаточной степенью определенности».

Понятно, что непреднамеренные открытия не делаются по заказу. Но если фактор серендипности станет обязательным условием для присуждения Нобелевской премии, это, по крайней мере, позволит создать среду, мотивирующую ученых совершать открытия, обладающие революционным потенциалом. Кроме того, условие серендипности может уменьшить количество ошибок, связанных с подсознательной склонностью исследователей искать данные, которые подтверждают их гипотезы, и отбрасывать те, что не согласуются с ними {29} . Такая предвзятость столь же вредна для науки, как и для всего общества. Поощрение открытий, свободных от искажающего влияния склонности к подтверждению своей точки зрения, позволит значительно повысить прозрачность всего нобелевского процесса.

Как будет работать этот тест на практике, если серендипность по определению непредсказуема? Например, неожиданное открытие Верой Рубин темной материи соответствует критерию серендипности и, как следствие, заслуживает Нобелевской премии. В отличие от нее, экспериментаторы, которые искали и нашли бозон Хиггса, не проходят этот тест. Этот критерий также лишает шанса претендовать на нобелевское золото всех исследователей, которые занимаются поисками темной материи, поскольку они ищут конкретный предсказанный феномен, — как и авторов экспериментов наподобие POLARBEAR или BICEP2, которые ищут конкретные следы инфляции.

Разумеется, такого рода эксперименты — как, например, поиск темной материи — абсолютно необходимы ; они должны получать финансирование и в случае успеха приносить своим авторам престижные награды и признание. Но между теоретической и экспериментальной космологией должно существовать благородное соперничество. Они не должны вступать в «сговор» и пытаться доказать конкретную теоретическую модель только потому, что ее предложил признанный авторитет или она просто привлекательна в интеллектуальном плане. Здесь требуется система сдержек и противовесов.