Брайан Китинг - Гонка за Нобелем. История о космологии, амбициях и высшей научной награде

Голливуд опережает Стокгольм на много световых лет в том, что касается признания заслуг и распределения наград. Свою долю признания получает не только продюсер — голливудская версия главного исследователя, руководивший съемками «Лучшего фильма года». Мир узнает имя каждого, кто был причастен к производству этого фильма, вплоть до флориста. Искусственное ограничение «не больше трех», введенное Нобелевским комитетом, лишь провоцирует ненужную конкуренцию, которой и без того достаточно в мире науки.

Почему бы не наградить всех восьмерых ученых, что сплели нить механизма A-Б-Э-Г-Х-Х-K-’т Х? Или всю тысячу ученых, что сплели гравитационную нить LIGO? Как указывает историк науки Элизабет Кроуфорд, первоначальный устав Нобелевского фонда не запрещал вручение групповых премий по физике: «В случаях, когда работа была выполнена в сотрудничестве двумя или более лицами и эта работа признана заслуживающей вознаграждения, премия присуждается им совместно» {17} .

Некоторые утверждают, что разделение премии по физике между всеми участниками девальвирует престижность награды и уменьшит заслуженную ими долю внимания. Но, как показывает пример Нобелевской премии мира, этого вряд ли стоит опасаться. Нобелевская премия мира может присуждаться отдельным людям, группам, а также отдельным людям и группам (как это было, например, в 2007 году, когда половина премии была вручена Межправительственной группе экспертов по изменению климата, а другая половина — бывшему вице-президенту США Элу Гору).

Особенно в экспериментальной науке, где сотрудничество играет огромную роль, расширение признания может побудить молодых ученых объединять усилия и осуществлять более амбициозные проекты. Лично для меня самая большая награда в работе — это сотрудничество с учеными всего мира, от Уганды до Украины, от Таиланда до Техаса, на всех континентах, включая Антарктиду. Пора бы и Нобелевской премии отражать подлинные реалии современной физики: лучшие достижения науки делаются сообща.

Галилей возлагал на свой телескоп большие надежды. Помимо тяги к знаниям им двигали и менее возвышенные желания. Его первое крупное изобретение — военный компас вместе с руководством по применению — позволило ему неплохо подзаработать {1} . Открытия, сделанные с помощью телескопа, принесли ему славу, сопоставимую с их грандиозностью. Вполне естественно, что конструкция телескопа должна была обогатить его… если бы только он мог сохранить свою монополию {2} .

По словам историка науки из Калифорнийского университета в Дэвисе Марио Бьяджоли, блестящие, хотя и нарочито сенсационные интерпретации Галилея в «Звездном вестнике» шли вразрез с принятыми в то время более консервативными «стандартами» научных публикаций. Но Галилей издал сочинение на собственные деньги, поэтому мог не оглядываться на мнение коллег. И, в отличие от ранее изобретенного компаса, «Звездный вестник» не требовал производственной линии, достаточно было печатного станка. Каждый компас Галилей к тому же снабжал руководством по применению (в отличие от современных гаджетов, с технологиями того времени невозможно было разобраться без подобного пособия). «Звездный вестник» стал таким мануалом, но только без самого гаджета. Этот труд для Галилея был не просто способом заявить об изобретении, но и давал возможность широко распространить свои идеи. Он знал, что не сможет наладить производство телескопов достаточно быстро, чтобы удовлетворить спрос, но мог продать свое открытие и извлечь выгоду из той известности, которую это мгновенно ему принесет. Его идеи быстро стали догмой, а также валютой, хотя и весьма волатильной. Вскоре после публикации «Звездного вестника» он заручился поддержкой богатых покровителей, а слава о нем пошла по всему Европейскому континенту.

Однако в конечном счете именно широкая известность привела Галилея к краху, а этого его телескоп предвидеть не мог. Получив профессорскую должность в Падуанском университете, Галилей привлек к себе пристальное внимание Святой инквизиции, всевидящее око которой не желало признать то, что показывал телескоп.

В дальнейшем рефрактор приносил автору только несчастья. Прибор, который, как он надеялся, увеличит его доходы, умножил лишь бесчестье и позор. Сочинения Галилея на несколько веков были внесены Ватиканом в список запрещенных книг. А теперь, когда гарвардская пресс-конференция осталась позади, нам и нашему рефрактору предстояло разделить судьбу Галилея; внезапно прославившиеся ученые, работавшие над BICEP, должны были предстать перед судом суровой инквизиции. Подтвердится ли наш результат или нам придется молить мировое научное сообщество о помиловании?

Ровно за неделю до Дня святого Патрика, когда команда BICEP2 объявила о своем открытии, коллаборация POLARBEAR, одним из руководителей которой был я, также объявила об обнаружении B-мод поляризации, только не на большом одноградусном угловом масштабе, где их зарегистрировал BICEP2, а на угловых масштабах в шесть раз меньше. Источником зарегистрированных POLARBEAR завихрений оказались не гравитационные волны, а более близкий источник. Они были вызваны гравитационным линзированием — хорошо известным феноменом, впервые предсказанным общей теорией относительности Эйнштейна почти столетие назад: мелкомасштабными возмущениями кривизны пространства под воздействием темной материи (рис. 56).

Сделанное POLARBEAR открытие также было научным прорывом. Но, поскольку никто не сомневался в существовании поляризованного сигнала такого типа, все прошло без фанфар: никакой секретности, никаких торжественных пресс-конференций. Мы объявили о своих результатах без лишней шумихи, поместив статью в открытом доступе на сервере для научных препринтов arXiv.org.

В середине 1990-х B-моды поляризации были описаны молодым аргентинским физиком Матиасом Залдарриага и словенским физиком Урошем Сельяком, бывшим де-факто его научным руководителем. Сельяк и Залдарриага дали сигналу его название. Мы с Матиасом дружили 20 лет назад, когда были аспирантами, я — в Университете Брауна, он — в Массачусетском технологическом институте. Впоследствии Матиас сделал впечатляющую карьеру: Нью-Йоркский университет, Гарвард, наконец, постоянная профессорская должность в Институте перспективных исследований (IAS) в Принстоне — том самом, где одно из первых назначений получил Альберт Эйнштейн. Матиас был блестящим ученым, напрочь лишенным всякого высокомерия, несмотря на должность профессора в легендарном институте. 10 марта 2014 года я сообщил ему по электронной почте, что POLARBEAR впервые зарегистрировал сигнал, предсказанный им два десятилетия назад, и отправил ссылку на препринт нашей статьи. «Поздравляю, — написал я, — мы нашли твои B-моды!» Матиас ответил немедленно: «Да, я видел. Поздравляю! Отлично, что наконец появилась такая разрешающая способность». Затем добавил: «До меня дошли слухи, что вы также обнаружили первичные B-моды и собираетесь провести пресс-конференцию и т. п. Можешь рассказать подробнее?»