Брайан Китинг - Гонка за Нобелем. История о космологии, амбициях и высшей научной награде

Соприкоснувшись с Нобелевской премией, я осознал, что завещание Альфреда было тем, что на иврите называется цаваат — «духовное завещание». Духовные завещания оставляли известные личности, обычные люди и сам Иисус {1} .

Духовное завещание — это отчасти автобиография, отчасти послание потомкам. В отличие от обычного завещания, содержащего распоряжения об имуществе, духовное завещание передает наследникам, биологическим и идеологическим, бесценный капитал в виде накопленной мудрости. Часто бенефициаром духовного завещания является и сам автор — еще одно разительное отличие от обычного завещания. Работая над посланием потомкам, автор может осмыслить собственную жизнь. Это заставило меня задуматься: а каким может быть мое духовное завещание? Какой капитал мудрости я могу оставить своим потомкам? Какие нравственные ценности и ориентиры? Как ученый я начал с изучения первоисточника, а именно первого в истории духовного завещания, содержащегося в Талмуде в трактате под названием «Поучения отцов». Оказалось, что этот трактат был к тому же манифестом подготовки ученых.

Моше получил Закон на Синае и передал его Йеошуа, Йеошуа — Старейшинам, Старейшины — Пророкам, а Пророки передали его Мужам Великого собрания. Последние дали три указания: «Когда судите — проявляйте умеренность; увеличивайте число учеников; создавайте ограду вокруг Закона» {2} .

Примечательно, что это древнее «родословное дерево» имеет всего пять колен; моя же академическая генеалогия (рис. 62) насчитывает целых 17 колен и восходит к началу 1600-х годов, когда у моего самого раннего академического предшественника появился первый ученик — примерно в то же время, когда Галилео Галилей направил в ночное небо над Падуей свою зрительную трубу.

Совет мудрецов об умеренности суждений практичен: ведь и тебя тогда не будут судить поспешно. С тем, что учитель должен иметь много учеников, я тоже был согласен. Это напомнило мне первый урок Александра Полнарева об этимологии слова «ученый». В русском языке слово «ученый» означает «тот, кого учили» — серьезная ответственность. Но мы, интеллектуалы, должны не просто преподносить факты студентам — мы должны быть достойными их доверия, иными словами, его надо заработать.

Но что имели в виду мудрецы под фразой «создавать ограду вокруг Закона»? В конце концов меня осенило. Ограды строятся для защиты; одни ограды предназначены для того, чтобы не допустить что-то извне; но другие, гораздо более важные, — чтобы сохранить то ценное, что находится внутри. И обычное завещание, и духовное завещание — это ограды для защиты нашего богатства. Но кто из нас может сказать, что он действительно чем-то владеет в этом мире? Мы всего лишь «временные управляющие» нашим земным имуществом. Как только мы умираем, мы уже не можем повлиять на то, как обращаются с ним потомки — бережно хранят или пускают по ветру. Точно так же и наука не принадлежит нам, ученым, — она принадлежит человечеству. Мы, ученые, должны сохранять вверенное нашему попечению богатство знаний, приумножать его и передавать будущим поколениям, чтобы эта цепочка никогда не прерывалась.

Рассказывают, что, когда Альберт Эйнштейн узнал в 1922 году о присуждении ему Нобелевской премии по физике, он находился в Японии и оказался без наличной валюты. Пообедав в ресторане, Эйнштейн обнаружил, что ему нечем дать чаевые. Тогда он написал короткую записку и отдал ее официанту со словами, что она дороже всякой мелочи в его карманах и принесет тому удачу. Записка гласила: «Тихая и скромная жизнь приносит больше радости, чем стремление к успеху и постоянные волнения». В 2017 году она была продана на аукционе за 1 560 000 долларов, что превышает нынешний размер Нобелевской премии {3} .

В этой записке Эйнштейн, считающийся отцом современной физики, выразил квинтэссенцию духовной мудрости, которую я считаю идеальным наследием, чтобы оставить своим ученикам.

Вам, мои научные дети, после тщательного обдумывания я хочу завещать мудрость, дарующую свободу реализовывать свои научные мечты без жажды наград и почестей. В наградах и почестях нет ничего плохого, если стремление к ним не выливается в бесконечную погоню за успехом, которую осуждал Эйнштейн и которая, как я знаю на собственном горьком опыте, может стать всепоглощающей и деструктивной.

Будьте скромными. Мы, ученые, испытываем груз ответственности: мы хотим всё знать, иметь ответы на все вопросы. Но мы не должны превращаться в ходячие «Википедии». Мы многого не знаем, но быть ученым — подлинная награда. Успех не в том, чтобы знать ответы. Главное — иметь вопросы.

Зигмунд Фрейд писал, что «мужчина становится мужчиной только после смерти отца». Если следовать его определению, я стал мужчиной 10 июня 2006 года. Это была суббота, Шаббат. Я провел тот день в больнице, скорчившись в форме буквы W на двух стульях в палате моего отца. Весьма необычный способ соблюдения Шаббата.

Шаббат стал для меня единственным источником мира в душе, с тех пор как шесть месяцев назад, находясь на Южном полюсе, я узнал об ужасном диагнозе своего отца. Шаббат давал мне возможность отвлекаться и испытывать духовные и физические радости. Как говорил раввин Абрам Иешуа Хешель: «Значение Шаббата в том и состоит, чтобы отмечать время, а не пространство… [в этот день] мы стремимся приобщиться к святости времени… ощутить саму вечность, переключить внимание с результатов Творения на само таинство Творения, покинуть сотворенный мир и перейти в процесс его сотворения».

Если и существует какое-либо предписание Шаббата, идеально подходящее для космологов, так это оно. Очевидно, что запрет на использование технологий никому не придется по вкусу. Точно так же для многих психологически неприемлемо соблюдение четвертой заповеди, в том числе для большинства моих боговдохновенных светских коллег.

Но для меня тот Шаббат начался предыдущей ночью. Мы с моим братом Кевином дежурили в больнице Седарс-Синай, где наш отец умирал от рака. Он только что перенес последнюю из череды неудачных операций, и, чтобы облегчить агонию, врачи ввели его в искусственную кому. Он был без сознания, но, как бы ненаучно это ни звучало, мне казалось, что он чувствовал мое присутствие.

Сидя у кровати отца, я размышлял над тем, что некоторые люди соблюдают Шаббат с его предписанием воздерживаться от работы формально — ленятся или прибегают к алкоголю, — а не духовно. Подчас люди вообще стараются идти по жизни легко, не привязываясь ни к традициям, ни к людям, ни к чему-либо еще, поскольку привязанность всегда вызывает неизбежную боль.