Эрик Асфог - Когда у Земли было две Луны. Планеты-каннибалы, ледяные гиганты, грязевые кометы и другие светила ночного неба

При подходе к облакам атмосферное давление будет возрастать, и ваша капсула начнет скрипеть и трещать, пока ее корпус приспосабливается к этому медленному спуску в глубины планеты после космического вакуума и гиперзвукового входа в атмосферу. Вскоре давление достигнет значения в один бар, как на поверхности Земли. Глубже, при двух барах, атмосфера Юпитера имеет комнатную температуру и, хотя такое давление аквалангист испытывает на глубине 10 м, эти физические условия вполне переносимы. Но люк открывать не стоит: воздух, который устремится внутрь корабля, будет плотной и токсичной смесью водорода, двуокиси серы, аммиака и метана. А если учесть ветра и шквалы, достигающие скорости в сотни узлов, вам точно захочется держать капсулу плотно задраенной.

Если эти мощные ветры порвут ваш парашют, вы упадете вниз, как камень. Вначале вы почувствуете кратковременное облегчение – груз гравитации спадет, как только начнется свободное падение. Но заключительная часть этой истории будет короткой: вы пробьете облачный покров, а потом снова замедлитесь, войдя в более плотные слои атмосферы, и в конце концов будете раздавлены в лепешку [175]. Все наши данные о глубинных слоях атмосферы Юпитера получены от спускаемого зонда, отделившегося от аппарата «Галилео» в 1995 г. и вошедшего в атмосферу планеты-гиганта. Последнее сообщение от зонда было получено с глубины 160 км при давлении в 22 бара и температуре 152 ℃. О дальнейшем можно только строить догадки: вскоре после этого парашют зонда расплавился, и в течение часа он опустился в области с давлением выше сверхкритического давления жидкого водорода [176], где и растворился его титановый корпус.

Как убедится в дальнейшем читатель, с этим умозаключением нет никаких проблем.

Кроме поверхности Земли, лучше всего нам знаком планетный ландшафт, который чудаковатый американский астроном Персиваль Лоуэлл провозгласил полным каналов, сооруженных близящейся к упадку расой гигантов, чтобы орошать свои оазисы в марсианской пустыне: «Их мышцы, если учесть их длину, ширину и толщину, в 27 раз эффективнее наших, то есть они в 27 раз сильнее нас» при одной трети земной гравитации. Оставим в стороне физику – слишком неплотную атмосферу и слишком низкую температуру для подобных существ, – но книги Лоуэлла пробудили у публики достойный его эпохи интерес к планетологии.

Карл Саган, более близкий к нам по времени, но настолько же незашоренный энтузиаст поисков инопланетной жизни, изучал химическую эволюцию добиологических соединений на Марсе, Титане, Венере и древней Земле, а также на кометах, астероидах и по всему космосу. Он признавал, что наши планеты – это лишь несколько капель во вселенском океане и что без огромного везения нам не разобраться, где именно искать жизнь; также Саган был горячим сторонником двух величайших научных экспедиций в истории – программ «Вояджер» и «Викинг».

Первые устройства, которые достигли поверхности Марса и успешно выполнили программу исследований, – посадочные модули «Викинг-1» и «Викинг-2» – были запущены в 1975 г. и практически бесперебойно проработали несколько лет. Каждая из этих экспедиций включала в себя пару космических аппаратов – орбитальный модуль для картографирования марсианской поверхности и крупный посадочный модуль для оценки обитаемости планеты и проведения экспериментов по поиску там жизни. Оба посадочных модуля сели в холодных пустынях – один на равнине Хриса, другой на равнине Утопия – и выдержали многие марсианские ночи и морозные зимы, получая энергию от радиоизотопных термоэлектрических генераторов. Эти экспедиции были поразительными достижениями, но в плане поиска жизни или хотя бы подходящих условий для нее удача им не сопутствовала. Поскольку их посадочные аппараты не были мобильными, не могли они и сменить место работы. Закипели споры о том, те ли они провели эксперименты и в тех ли точках, или же и то и то нужно было делать совсем по-другому.

Наука – ветреная особа, и, поскольку экспедиции «Викингов» не добились успеха в поисках жизни, она повернулась к Марсу спиной. Энергия ученых была направлена в другое русло. Аппараты «Вояджер» и «Галилео» пролетели через внешнюю Солнечную систему, «Магеллан» составил геологическую карту Венеры, а советские ученые приложили значительные усилия, чтобы совершить посадку на спутник Марса Фобос. В 1986 г. Япония, Европа и СССР отправили экспедиции к комете Галлея. Успешных полетов к Марсу, организованных NASA или кем-либо еще, не было до 1997 г. Немыслимо, но к Луне между 1976-м и 1990 г. тоже никто не летал.

Без новых данных споры о наличии на Марсе воды стали беспредметными и ожесточенными. К 1998 г., когда я поступил в магистратуру и впервые столкнулся с этими новейшими воззрениями, ученые делились на тех, кто соглашался, что на Марсе есть хотя бы признаки наличия заметного количества жидкой воды, и тех, кто это отрицал. Были распространены мнения, что каналы и каньоны либо образовались за миллиарды лет воздействия переносимого ветром песка, либо были пробиты реками насыщенного пылью углекислого газа, высвобожденного из грунта. То есть в ходу были любые версии, кроме влияния жидкой воды, которое считалось невероятным. По прошествии времени можно сказать, что этот характерный для 1980-х гг. скепсис по поводу наличия на Марсе воды был довольно странным, хотя именно скепсис является самым мощным инструментом науки. С тех пор благодаря последующим запускам посадочных и орбитальных модулей с усовершенствованными спектрометрами и радарами доказательства наличия на Марсе жидкой воды стали неопровержимыми. Когда-то она протекала по глубоким расселинам и каньонам, образовывала несколько медленных рек с извилистым руслом и наполняла широкие кратерные озера. Вода заполняла вызывающую такие споры Великую Северную равнину, образовывая Северный океан. Маятник научного интереса качнулся в обратную сторону до такой степени, что теперь на Марс приходится львиная доля бюджета, выделяемого NASA на изучение Солнечной системы.

Самые амбициозные из этих планов – операция по доставке на Землю марсианских образцов. Она начнется с запуска тяжелого марсохода «Марс-2020», который совершит [177]посадку около дельты предполагаемой реки в кратере Езеро и соберет образцы в несколько контейнеров. Если все пройдет хорошо, следующая экспедиция совершит посадку рядом с контейнерами, подберет их и запустит на орбиту вокруг Марса (в чем-то это похоже на то, как советские автоматические межпланетные станции «Луна» в начале 1970-х гг. брали образцы с поверхности Луны, но теперь для возвращения будет использоваться более тяжелая ракета, чтобы преодолеть более сильное притяжение Марса). На последнем этапе еще одна экспедиция заберет образцы с орбиты и доставит их на Землю. Все это выглядит достаточно сложной затеей, и так оно и есть. Три полета в совокупности будут стоить примерно те же 10 млрд долларов, что и космический телескоп «Джеймс Уэбб», так что этот проект должен стать объектом столь же внимательного рассмотрения. (С другой стороны, не забывайте, что 10 млрд – это не такая уж большая сумма.) [178]Можете считать меня скептиком, но, по-моему, все яйца тут сложены в одну корзину и риски высоки. Наши ракеты никогда не стартовали с поверхности Марса, мы никогда не возвращали полезную нагрузку с орбиты в глубоком космосе, где задержка связи с Землей составляет от пяти до двадцати минут. И если два первых этапа пройдут хорошо, будет катастрофой провалить последний, так что его цена взлетит до небес. Вместо этого я предлагаю вначале сосредоточиться на активном исследовании Луны с помощью роботов, поднять таким образом уровень готовности технологии, а затем напрямую забрать контейнеры, оставленные «Марсом-2020» в кратере Езеро, и, возможно, даже уложиться в расписание.