Эрик Асфог - Когда у Земли было две Луны. Планеты-каннибалы, ледяные гиганты, грязевые кометы и другие светила ночного неба

Ученый чем-то напоминает человека, приехавшего в чужую страну и увидевшего, как дети на поле играют в какую-то игру. Он никогда не видел такой игры и не знает правил. Можно было бы спросить, но он не владеет местным языком. Ему хочется во всем разобраться и тоже сыграть. Некоторые из правил понятны сразу: две команды пытаются забросить мяч в ворота соперников. Это как закон всемирного тяготения – самое простое правило, которое кажется очевидным из повседневных наблюдений и без которого не будет никакой игры. Другие правила гость не сможет понять, пока не посмотрит десяток игр: игроки используют ноги и иногда головы, но никогда не касаются мяча рукой, кроме одного игрока в каждой команде. А далее идут повадки и закономерности, которые не подчинены никаким правилам; глупо пытаться их осознать, не начав играть, делать ошибки и учиться прямо на поле.

Приведу другую аналогию: ученые пишут картины и выставляют их на суд публики. Усилиями всего сообщества эти творения классифицируются: некоторые помещаются на всеобщее обозрение, а другие отправляются в подвал. Процесс не всегда справедлив: некоторые из лучших работ спрятаны где-то внизу! Время от времени случается, что какие-то из самых популярных картин приходится уносить в подвал, освобождая место для чего-то, что признается лучшим. В любой момент вы можете спуститься вниз – особенно в нашу компьютерную эпоху полной связности и всеобщего архивирования, – но экспонаты в главном зале, которые проложили себе дорогу на страницы книг и престижных журналов, определяют темы бесед. Иногда что-то из подвала возвращается наверх. А бывает и так, что, как советовал Гарольд Джеффрис, нам приходится проводить весеннюю уборку, отправляя на костер все лишнее.

Если краски и холст – это объективная реальность, то кисть, я думаю, соответствует логике и математике. Нельзя считать случайным совпадением то, что появление астрономии в истории человечества примерно совпало с изобретением геометрии, так же как современная геофизика начинается со сделанного тысячи лет назад утверждения, что Земля является шаром, что Луна находится от нас на расстоянии 30 диаметров Земли и в четыре раза меньше нее. Геометрия, примененная к измерению пространства, приводит к аксиоматическим истинам. Со временем, используя более точные измерения и более тонкие геометрические принципы, астрономы определили расстояние до более далеких планет, их орбиты и расстояние до звезд, а за последнюю сотню лет – и расстояния до галактик, а также размер Вселенной и скорость ее расширения.

Изобретаем ли мы научную реальность или открываем ее? Что бы вы ни думали о науке и ее роли в жизни современного человека, то, что она работает , можно убедительно доказать на нашем общем опыте. Самолеты весом в сотню тонн парят по небу с жующими завтрак пассажирами внутри. Видеозвонок от вашей сестры раздается внутри ваших наручных часов. Многокилометровые мосты и туннели пронизывают мегаполис, а его стоэтажные здания могут вынести натиск тайфуна безо всякого вреда для себя. Новое лекарство побеждает болезнь. Эти и другие чудеса основаны на научном методе, применяемом для того, чтобы изучать лежащие в основе явлений принципы (индукция), а потом с помощью математики использовать эти принципы при разработке систем, которые работают предсказанным образом (дедукция). И все это делает возможными новые технологии – телескопы, лабораторные лазеры, экспедиции в глубокий космос, – которые делают возможными дальнейшие исследования и анализ на молекулярном уровне, в глубинах Земли или звезд, далеко в космосе и вокруг других планет. Чем больше мы знаем, тем дальше можем зайти и больше узнать.

Мудрецы и жрецы склонной к мистике античности присвоили каждой планете свой символ и, хотя такими символами не слишком удобно пользоваться, так как они не входят в стандартные компьютерные шрифты, астрономы по-прежнему их обожают. В академических журналах вы увидите, как радиус Сатурна обозначают R ♄, массу Меркурия – m ☿и так далее. Наука держится за этот осколок символической магии – просто на всякий случай . Похожим образом мы перечисляем названия планет каждую неделю, которая по-английски представляет собой курьезную смесь разных божеств: сначала идут Солнце (Sunday – Sun's day, «день Солнца») и Луна (Monday – Moon's day, «день Луны»), затем скандинавские аналоги Марса (Tuesday – Tiu's day, «день Тиу»), Меркурия (Wednesday – Odin's day, «день Одина), Юпитера (Thursday – Thor's day, «день Тора») и Венеры (Friday – Freya's day, «день Фрейи»), и наконец сам Сатурн (Saturday – Saturn's day, «день Сатурна»), правитель благодатного золотого века.

Сатурн приобрел для меня особое значение, когда однажды летом я впервые увидел его в телескоп на заднем дворе у моего друга. Мне было около пяти, и я с трудом дотягивался до окуляра. Телескоп был недорогой, с дрожащим изображением, но мой друг очень им гордился и нашел ящик, чтобы подставить мне под ноги. В маленьком окуляре (только глянь!) обнаружился Сатурн, он был действительно там, и совсем не как на картинке! В мои глаза попадал солнечный свет. Он прошел миллиард километров от Солнца до Сатурна, потратив на это целый час, отразился, чтобы вернуться на Землю, – еще час, – и маленькая доля этих фотонов собралась вместе, чтобы создать изображение окруженной кольцами планеты в моем глазу.

Желто-розовый диск с бледными полосами и золотистыми кольцами бежал от правого края в нижний левый угол, поскольку телескоп, закрепленный на вращающейся Земле, скользил вдоль сильно увеличенного изображения. Я попытался вернуть Сатурн в центр, но потерял его, и мой друг потратил еще десять минут, чтобы снова его найти. Это не имело никакого значения. Реальность обрела новую четкость. Бледная звезда в небе над двором больше не была мерцающим огоньком – она стала парящим самоцветом.

Пока наука проникает своим взором все дальше и глубже, приближаясь к сути вещей, мы начинаем упираться и в границы нашей планеты. Сегодня люди и их домашний скот составляют 96 % биомассы млекопитающих (эпоха гамбургеров). Наше существование обеспечивают мощные, разрушительные в планетарном масштабе технологии и расточительные подходы. Одновременно мы осознали, как велика и сложно организована Вселенная, и чувствуем себя лишними и одинокими, когда вглядываемся в сделанные космическим телескопом «Хаббл» сверхдальние обзоры и видим тысячи галактик, в каждой из которых миллиарды планет. Мы загнали себя в угол, но чувствуем себя потерянными.

Чтобы выбраться из своей небесной раковины – небосвода с нарисованными на нем звездами – и выйти на тот простор, где существуют настоящие объяснения, нам нужна перспектива планетологических исследований, в том числе исследований Земли и нашего места на ней. Поэтому я и написал эту книгу. Думаю, мы должны поднять бюджетные траты на эти задачи до уровня 1960-х гг., чтобы узнать больше о Земле и Луне, Марсе, Венере, Титане, Плутоне – обо всех планетах – и начать проектировать аппараты для полетов в соседние планетные системы. Начав пораньше, мы, возможно, успеем ко временам наших праправнуков. Конечно, кто-то может сказать, что 1960-е давно закончились, и слава богу, и что теперь мы должны разбираться с изменениями климата, а дальний космос подождет. Но никакого дальнего космоса не существует. Мы все живем в космосе, и наш климат представляет собой его границу.