Анатолий Томилин - Занимательно об астрономии

В ящике Пандоры приготовлено немало сюрпризов, на каждый из них не жаль положить целой жизни. Да что представляет собой век человеческий по сравнению с жизнью планеты? И все-таки именно человек дерзает вопрошать Бесконечность.

Слава дерзающему!

А теперь давайте вернемся к основному вопросу. Вы, конечно, догадались, что речь пойдет о рождении Земли. Автор специально отложил его на потом, ибо из всего, с чем мы только что познакомились, вопрос о происхождении нашего мира имеет самую длинную и самую запутанную историю. Это тема, на которой встретились основные интересы человечества. И она решалась неоднократно драматически и кроваво.

У каждой науки есть свои «проклятые» вопросы. Если их нет — наука не наука. Раз все ясно, изучать больше нечего, науку можно закрывать. Про астрономию этого не скажешь. Никакой арсенал сверхприборов, никакие ультраточные математические методы не дают пока ответа на главный «проклятый» вопрос — о происхождении нашей Земли.

История ее началась в тот день, когда один из наших предков задумался вдруг о том, что Земля, пожалуй, — это еще не весь мир. И хоть велика она и обширна, но имеет, однако, конец. А все конечное по размерам не может быть бесконечным во времени… Замрите в благоговении! Тот, кто впервые об этом задумался, был Мыслитель! Но коль скоро Земля не вечна, ее следовало кому-то создать. Так возникла проблема Творца. И начались эпохи гипотез.

Первая из них заключалась в том, что Землю сделали боги. Причем сделали плоской. Опрокинули над нею хрустальную чашу и назвали чашу небом. Пустили по нему два огня, назвали их Луной и Солнцем и увидели, что это хорошо. Боги радовались. Они вырыли моря и океаны, провели реки. Насадили леса и заселили их птицами и зверьем. И наконец, сотворили человека. В те времена боги были сильными, добрыми и работящими. Когда все дела вчерне были закончены, бригада строителей решила отдохнуть. Нагнали нектара, забрались на Олимп-гору (или куда повыше), подальше от шума, и пустили земные дела на самотек. А зря.

Люди тем временем тоже не терялись — они множились. Их становилось все больше и больше. Появились разные народы. Вожди придумали войны. Шум битв стал долетать до Олимпа. Очнулись творцы, глянули вниз: батюшки-светы, что на нашей Земле делается! Ну-ка пошли судить да рядить… Но опоздали. Людей на Земле народилось столько, что они сами указали богам место. Одного поставили покровительствовать торговле, другого — землепашеству, третьего — скотоводству, а четвертого — войне!

Мелковаты людские дела для небожителей. Ведь они только что целый мир соорудили. От вынужденного безделья принялись боги ссориться между собой, выяснять, кто главнее. Стали людей, кто посильнее, на свои стороны перетягивать, устраивать дополнительные религиозные потасовки. Засомневались люди. Не может быть такого несоответствия: с одной стороны — бестолковая компания жуликоватых богов, с другой — величественная, стройная система мироздания с ее необычайным порядком. Люди уже опыт кое-какой поднакопили. Увидели, что за все время своего существования ни Солнце, ни Луна ни разу не опоздали. Планеты аккуратно выписывали кренделя в пределах пояса зодиака. Даже звезды из ночи в ночь, как стрелки часов, крутились вокруг Земли, не отставая и не убегая вперед. Начался разброд. «Да могли ли эти канальи-боги мир построить?..»

«Конечно нет! — воскликнул Первый Философ. — Мир сам по себе произошел из пыли и вихрей. А бессмертные… Да их и нет вовсе».

Жалко людям стало своих богов. Привыкли очень. Побили они Первого Философа камнями. Такой оборот дела несколько отрезвил философов. Кое-кто поспешил согласиться: ладно, мол, пусть боги будут. Но какие? У одних — одни, у других — другие? А какие же истинные? Такая неопределенность людям еще меньше пришлась по душе. Поколотили они и этих философов палками. Но два мнения по одному вопросу всегда создают прецедент для спора. И сразу нашлись спорщики. А так как просто не соглашаться легче, чем придумать что-нибудь новое, то порядка не прибавилось. Такая кутерьма наступила, что люди только успевали поворачиваться: кого колотить? Сначала тех, кто был не согласен со старым порядком, потом тех, кто не соглашался с несогласными, а потом вообще всех, кто с чем-нибудь не соглашался или называл себя Философом.

И пришел тогда Человек. И сказал, что бог един и порядок на Земле должен быть единым. Удивились люди такой простой мысли и для начала прибили Человека гвоздями к кресту. А потом задумались…

Придумали единого бога, который сотворил Землю за шесть дней. Бог населил Землю зверьем и птицами, слепил из глины одного-единственного человека — Адама, вдохнул в него душу и повелел: «Размножайся! Ты господин мира, и все для тебя!» Адам тут же потребовал Еву и принялся за выполнение программы.

Но раз человек — господин мира, то и Земля должна стать центром. И вот остановилась Земля в середине вселенной, а Луна, планеты, Солнце и звезды закружились вокруг нее хороводом. Так приказал бог. Завертелась на долгие годы Птолемеева система. На небе стерегли ее ангелы, а на Земле — монахи. Впрочем, ангелы — не монахи, и монахи — не ангелы. Небесное воинство вовсю вмешивалось в дела земные, а монашки… Какой с них спрос? Темные да невежественные. Мылись и то редко. Мыло о ту пору куда какой роскошью было. Жили скучно. Только и развлечений — за ведьмами погоняться, особенно помоложе которые, или еретика «ущучить». Главной задачей монахов было не допустить сомнений. Как заметят где сомневающегося, колпак ему на голову — и на костер: очищайся! Тоже развлечение людишкам — аутодафе, красиво, вроде фейерверка.

Через некоторое время оглянулись святые отцы — всех сомневающихся «очистили», всех повывели. И после этого засомневались сами. Во-первых, закон природы; во-вторых, было отчего. Очень уж неудобной оказалась Птолемеева система для практики. Астрономы никак не могли вывести ее законы. А путешественники постоянно сбивались с пути. Последнее обстоятельство, правда, шло на пользу обществу. Потому что каждый раз, сбившись с курса, то один, то другой мореплаватель нечаянно открывал новые земли и страны. Но самим путешественникам, купцам и корсарам удовольствия это никакого не доставляло. Каждому хотелось, выходя из гавани, иметь уверенность в предстоящем пути.