Рудольф Баландин - Баландин - От Николы Теслы до Большого Взрыва. Научные мифы

В действительности, по словам Гоулда, «такая пестрая беспорядочная толпа животных не представляет собой никакой эволюционной линии». То же можно сказать и о другой, более упорядоченной последовательности: рыба — амфибия — рептилия — млекопитающее — человек. Допустимо ли утверждать, что лягушки, которые бывают очень разными, обладают более высокой организацией, чем рыбы, превосходящие всех наземных позвоночных по разнообразию.

Многие современные виды могли сформироваться в результате упрощения предшествовавших форм, а их органы — испытать определенную деградацию. По мнению Гоулда, на такую возможность указывает пример, который Дарвин считал веским доказательством своей теории: развитие легких из плавательного пузыря костистых рыб. Но именно в этом случае великий биолог роковым образом ошибся.

2. Плавательный пузырь костистых рыб развился из легких. То есть из очень сложного органа возник более примитивный. Да и организмы, успешно освоившие новую для себя воздушную среду, вроде бы ничем не сложнее, чем их водоплавающие предки. Ведь комплексное жаберно-легочное дыхание со временем упростилось до легочного. Разве это прогресс?

По данным палеонтологии, костистые рыбы появились в морях около 150 млн лет назад — много позже, чем млекопитающие на суше, древнейшие находки которых относятся к верхнему триасу (около 220 млн лет назад). Следовательно, вопреки предположению Дарвина предки наземных позвоночных имели легкие вместе с жабрами. Некоторые современные рыбы — африканский полиптерус и три вида двоякодышащих — сохранили легкие. А вот акуловые вовсе утратили этот орган, так и не приобретя взамен плавательного пузыря. У костистых рыб легкие деградировали, приняв облик пустого мешка, сохраняющего иногда связь с пищеводом.

Выходит, пути эволюции поистине неисповедимы. Только стереотипы мышления сводят их к примитивной схеме неуклонного развития. Это убедительно доказывает пример с происхождением плавательного пузыря.

3. По словам Гоулда, Дарвин исходил из умозрительной идеи, предопределившей некоторые его существенные ошибки. Например, он не признавал внезапного появления разнообразных многоклеточных организмов в нижнем кембрии (550—600 млн лет назад), предполагая их существование задолго до кембрийского периода. Хотя, как подчеркнул Гоулд: «Сегодня даже в учебниках говорится, что докембрийские живые существа... были одноклеточными».

Таковы главные пункты опровержения идей Дарвина современным американским профессором. Самое замечательное в этих возражениях то, что они помогают понять всю глубину и мудрость научных прозрений великого британца!

Утверждения о внезапном появлении многоклеточных только в кембрии опровергнуты палеонтологами. Советские и австралийские ученые первыми доказали, что множество видов многоклеточных организмов возникло, развивалось и вымерло задолго до кембрия, в так называемом вендском периоде.

Нечто подобное предполагал мудрый Чарлз Дарвин: «Прежде чем отложился самый нижний кембрийский слой, прошли продолжительные периоды... вероятно, еще более продолжительные, чем весь промежуток времени между кембрийским веком и нашими днями, и... в продолжение этих огромных периодов мир изобиловал живыми существами».

Писалось это в то время, когда большинство исследователей вообще отрицало существование докембрийских форм жизни, а палеонтологи не могли обнаружить соответствующих ископаемых остатков. Причина этого теперь ясна: многоклеточные были бесскелетными, типа медуз и тому подобных форм, а одноклеточные — очень малы, трудно различимы.

Выходит, Дарвин высказал ошеломляюще верную гипотезу! Она лишь подтверждает истинность его общих представлений о биологической эволюции. Кстати, до венда не менее трех миллиардолетий существовали одноклеточные организмы.

Факт «неожиданного» появления множества скелетных форм в начале кембрия не противоречит дарвиновской теории. Да и понятие внезапности для столь удаленных от нас эпох весьма растяжимо: для них точность геохронологических измерений составляет миллионы лет. К тому же Дарвин предполагал относительно быстрое распространение в области жизни новых «прогрессивных» видов. Он опирался на закон ускоренного — в геометрической прогрессии — размножения организмов в благоприятной среде, выведенный Мальтусом по демографическим данным.

В случае с происхождением легких у наземных животных Дарвин действительно ошибся. Но это не более чем частность. (Хотя Гоулд утверждает, что Дарвин в своей, работе многократно ссылается на этот пример, мне удалось обнаружить только две ссылки, причем не имеющие принципиального характера.)

Впрочем, еще в начале XX века немецкий ученый Шпенгель приводил доказательства появления легких у костистых рыб из задней пары жаберных мешков, где задерживался заглатываемый воздух. Известный советский биолог-эволюционист И.И. Шмальгаузен доказывал, что предками амфибий могли быть кистеперые рыбы, имевшие легкие; однако у морских форм «они естественно (как и у других высших рыб) преобразовались в плавательный пузырь».

Что же остается от критики Гоулда в адрес Дарвина? Утверждение о «непрямолинейном» ходе эволюции, об отсутствии постоянного прогресса... Но разве Дарвин утверждал нечто другое?

Выживание наиболее приспособленных не предполагает обязательного усложнения. По Дарвину: «Оно ведет к усовершенствованию каждого существа в отношении к органическим и неорганическим условиям его жизни и, следовательно, в большинстве случаев (! — Р.Б.) и к тому, что можно считать восхождением на более высокую ступень организации. Тем не менее просто организованные низкие формы будут долго сохраняться, если только они хорошо приспособлены к их простым условиям».

Дарвин не отрицал регрессивных изменений. Например, у многих пассивных паразитов (прежде всего кишечных), обитающих в безопасной и обильной пищей среде, заметно деградируют органы движения, пищеварения и нервная система. А.Н. Северцов в 1925 году назвал такое явление морфофизиологическим регрессом.

Вот уж поистине возвышается дарвинизм, как могучая скала, о которую вдребезги разбиваются все волны критики!

Однако напомню, что все живое отличается изменчивостью и со временем развивается. Почему бы и для научных идей не повторить мысль Дарвина: «Просто организованные низкие формы будут долго сохраняться, если только они хорошо приспособлены к их простым жизненным условиям». Не потому ли устойчив и непоколебим дарвинизм, что он соответствовал социальной среде XIX—XX веков?

Характерные черты капитализма — жестокая конкуренция, яростная борьба за капиталы и власть. В такой среде теория Дарвина, упрощенная и превращенная в догму, воспринималась как научное оправдание устоев буржуазного общества. А противников этого строя устраивала идеология постоянных межгрупповых и межвидовых конфликтов. Она вроде бы подтверждала учение о непримиримой классовой борьбе и неизбежной победе «передового» класса.