Ирвинг Гофман - Ритуал взаимодействия

Вследствие того что люди во всех обществах должны вести большинство своих дел в социальных ситуациях, мы должны ожидать, что способность поддерживать социальные события в сложных обстоятельствах встретит повсеместное одобрение. Аналогичным образом, так как во всех обществах и социальных слоях люди должны выполнять задачи, везде будут заботиться о требующемся для этого самообладании.

Я выделил несколько оснований сильного характера: храбрость, выдержка, честность, самообладание. Должно быть очевидным, что они могут совмещаться, украшая этим моральную жизнь сообщества. Радист, который вежливо отказывается покинуть тонущее судно, хладнокровно занимаясь починкой передатчика, и идет ко дну, уверенно управляет собой, несмотря на боль в обожженных руках, — он соединяет в своем подвиге почти все, о чем общество может просить кого-либо. Он передает важное сообщение, даже если его SOS не будет принят.

Теперь я хотел бы вернуться к предположению, что, хотя черты характера обычно ярче проявляются в судьбоносные моменты, они также обнаруживаются в периоды, судьбоносные чисто субъективно, когда судьба, которая уже детерминирована, раскрывается и выявляется. Порождаемые в эти моменты чувства требуют самоконтроля, ими необходимо хорошо управлять. И конечно, это владение собой будет иметь особое значение в непосредственном присутствии других, так как поддерживаемое ими надлежащее взаимодействие может оказаться в опасности из-за потери самообладания у обреченного.

Нет лучшего примера, чем качества, проявляемые тем, кому предстоит повешение, гильотинирование, расстрел или газовая камера. Казни происходят в условиях, где аудитория совершенно неустойчива, где, чтобы все шло гладко, от осужденного требуются физическое сотрудничество и физическая невозмутимость. В описаниях казней зафиксированы люди, которые боролись, извивались, брызгали слюной, вопили, падали в обморок и были несдержаны в моменты перед казнью, доказывая тем самым отсутствие характера:

Жители Йорка были свидетелями другого неприятного повешения: Джозеф Терри дрался, кричал и кусался, когда палач пытался накинуть петлю ему на шею. Шесть человек поднялись на эшафот, чтобы удержать его, и в конце концов веревку перетащили ему через голову, но в новой схватке упал колпак. В этот момент рухнула платформа. Терри прыгнул и ухитрился поставить ногу на край эшафота, схватившись руками за один из столбов виселицы. Здесь ему удалось минуту справляться с объединенными усилиями палача и его помощников, прежде чем они стащили его. Он умер с лицом, искаженным неприкрытой гримасой страха [215].

Наоборот, источники рассказывают о других осужденных, которые обменивались шутками со зрителями, сохраняли социальное обаяние, помогали палачу надевать на них петлю и вообще облегчали дело для всех присутствующих. Юмор висельников действительно существует, например, когда аристократ перед тем, как быть гильотинированным, отклоняет традиционный стакан рома со словами: «Когда я пьян, я полностью теряю способность ориентироваться в пространстве» [216].

Процедурные сложности, которые может вызывать сопротивление жертвы казни, и общая тенденция этих людей идти на смерть сотрудничая, демонстрируют желание людей показать сильный характер. Обычно осужденный готов сотрудничать, он хороший спортсмен, он не ребенок, он принимает свой проигрыш без вспышек гнева и рыданий [217], даже может проявить характер бойца, с презрительной улыбкой считая ниже своего достоинства последнюю традиционную ставку — обращение к богу, молитву, просьбу к остающимся простить его и получить самим прощение [218]. Этот вид приличий является последним и страшно социализированным актом, ибо осужденный сглаживает социальную ситуацию, поддерживая наиболее хрупкую часть нашей социальной жизни — ее социальные случаи — как раз тогда, когда он имеет очень малый шанс далее участвовать в том, что он поддерживает. В конце концов, здесь присутствуют и другие. Проходите через челюсти вечности, если уж вам пришлось, но не ропщите.

Понятно, что в дни публичных казней за последним поведением осужденного внимательно наблюдают, и это вносит значительный вклад в его посмертную репутацию. Таким образом, герои могут рождаться, подтверждать свою репутацию и разрушить или подтвердить ее во время смерти. В обществах, где существует возможность казни, интерес к этому все еще можно обнаружить. Вот как описывает его Клод Браун в своих гарлемских мемуарах:

Казалось, будто множество людей по соседству, парней, с которыми мы вместе росли и ходили в школу, были казнены на электрическом стуле в Синг-Синге. Соседи старались поговорить с матерями и родственниками этих парней. Помню, в юности, находясь в Варвике (тюрьме) и вскоре после выхода оттуда, я услышал о попавших на электрический стул людях, с которыми был знаком. Все мы хотели знать, что они говорили, потому что пытались обнаружить что-то для себя. Мы хотели знать, что они чувствовали в последнюю минуту: стоило ли делать все это, чувствовали ли они, что оно того стоило, в тот момент, когда они шли на смерть.

В юности, через несколько лет после Варвика, я хотел знать, действительно ли эти парни были крепкими. Думаю, что большинство ребят моего возраста смотрели на них как на героев. Мы хотели знать их последние слова. Кто-то сказал мне, что, когда посадили на электрический стул Леденца (он был помешан на сладостях, и из-за этого мы звали его Леденцом), прямо перед уходом он сказал: «Ну, похоже, Леденец лизнул последний раз». Вот так. Каждый восхищался им за то, как он ушел. Он не вопил и не делал ничего подобного [219].

Делая обзор личных качеств, влияющих на способ поведения человека в отчаянных ситуациях, я предположил наличие связи между действием и характером. Эта взаимосвязь не простирается слишком далеко. Те, кто поддерживает нравственность, вероятно, почувствуют, что она требует слишком многого, даже несмотря на то, что общество может извлечь пользу из примеров крайней преданности. Нужно также учитывать, что есть определенные позитивно оцениваемые качества характера, формирующиеся в ходе кропотливого занятия лишенной всякого драматизма задачей на протяжении длительного времени; следовательно, поведение в любой момент времени не может содержать завершенное выражение черты характера. Более того, в судьбоносных ситуациях осознанного долга, например, когда люди идут на битву, недостаточно проявлять неустрашимость и приличия, демонстрируемые профессиональными игроками и гонщиками, которые направлены на то, чтобы выделиться среди других. Как заметил Уильям Джеймс в своем восхвалении военных добродетелей, есть необходимость отказаться от частных интересов и продемонстрировать подчинение приказам [220]. Кризис может потребовать не только те качества, что заставляют индивида превосходить других и дистанцироваться от них, но и те, что заставляют его подчиниться непосредственным нуждам целого. Даже эгоистичные интересы могут требовать послушного проявления совершенно негероических качеств. Примером служит профессиональный игрок в бильярд на деньги: «Шулер должен удерживаться от осуществления многих крайне трудных ударов. Такое ограничение дается нелегко, потому что трудно противиться возбуждению от осуществления фантастического удара, приносящего аплодисменты зрителей. Но шулер должен сдерживаться, иначе это снизит доверие к его промахам при более обычных ударах» [221].