Георгий Почепцов - Виртуальные войны. Фейки

Вестерн как киножанр обладает рядом условностей, которые обуславливают развитие сюжета. В результате мир трансформируется, как мир менялся под влиянием правил соцреализма. Эти новые миры управляются с двух сторон: со стороны реальности, если она не противоречит правилам, и со стороны символических правил, которые могут противоречить реальности, но все равно будут сильнее.

Дж. Клэп выписал следующий набор правил для американского вестерна [1117] Clapp J.C. Codes and conventions of the Western film genre // facweb.northseattle.edu/jclapp/HUM%20110/…/Western_Film_Genre.pptx . :

• захват дикости и подчинение природы, или захват территории у «туземцев»,

• общество, построенное на коде чести, а не законе,

• социальный статус достигается с помощью насилия и благородства,

• внешнее появление закона воспринимается как деспотическое,

• смерти и убийства являются способом жизни,

• «индейцы» часто атакуют поселенцев и их действия показываются насильственными и неблагоразумными,

• иногда на помощь приходит кавалерия.

Жаль, что нет такого же четкого набора правил для соцреализма, где «хорошее» призвано сражаться с «лучшим».

О К. Иствуде, главном актере вестерна, были сказаны такие слова: «Продолжающееся восхищение работой Иствуда частично появляется из-за его отказа делать четкое отличие морального выбора между социальным обязательством и личной независимостью. Оба выбора показываются равно ценными и равно возможными, что является необычной и провокационной позицией в культуре фильма, где социальные ценности почти всегда без вариантов побеждают индивидуализм» [1118] Kehr D. Eastwood noir // www.pbs.org/wnet/americanmasters/clint-eastwood-eastwood-noir/582/ . .

Нам представляется, что сказанное скорее обозначает зрительскую позицию современного человека, для которого не так интересна простота вестерна, как это было в прошлом.

В. Макнейл объединил слова myth и history в новый термин mythistory [1119] McNeill W.H. Mythistory, or Truth, Myth, History, and Historians // methodologyuwg.files.wordpress.com/2009/12/mcneill.pdf . . Он считает, что история и миф не так далеки друг от друга, что историки для понимания моделей на какие-то факты внимание обращают, а какие-то факты отбрасывают, рассматривая их как шум. Он подчеркивает: «Принципиальным источником исторической сложности является тот факт, что человеческие существа реагируют как на естественный мир, так и на другой сквозь посредничество символов».

Современные исследователи выделяют три современных американских стратегических мифа, касающихся обороны: технологии выигрывают войны, один тип войны лучше другого, американская экономическая мощь равняется постоянному военному доминированию [1120] Cavanaugh M.L. Star Wars and american strategic myths // mwi.usma.edu/star-wars-american-strategic-myths/ . . Исследователи считают эти мифы неверными. Например, по последнему пункту отмечается, что страны, считающиеся «несвободными» (Китай, Россия, Саудовская Аравия) в ближайшие десятилетия станут экономически более сильными, чем либеральные демократии, что разрушит функционирование последнего мифа.

При этом стратегическая культура страны порождается как общим опытом, так и разделяемыми нарративами [1121] Mahnken T.G. United States Strategic Culture // www.au.af.mil/au/awc/awcgate/dtra/mahnken_strat_culture.pdf . . Последнее как раз и относится к мифологии. Виртуальность все время реализуется в окружающей нас действительности. В случае кино, например, получается даже двойная символизация, оно должно отражать не только госинтересы, но и строиться как кино символически.

Вестерн — это конкретный период американской истории, препарированной под массовое сознание, которое под этим углом зрения и видит реальность того времени. Но виртуальные механизмы, заложенные там, переносятся и должны переноситься на любой другой период. Точно так в советское время были препарированы революция 1917 г. и война 1941–1945 гг., причем сделано это было еще более жестко, поскольку «резалось» по живым людям и подлинным событиям, из которых убиралось то, что считалось «шумом» для сюжета. И преданность государству переносится из контекста войны в мирную жизнь.

Однако не только художественная действительность подвергается препарированию, алгоритмы соцплатформ делают то же самое при своем собственном создании/описании реальности (см. пример работы алгоритма YouTube [1122] Lewis P. «Fiction is outperforming reality»: how You Tube’s algorithm distorts truth // www.theguardian.com/technology/2018/feb/02/how-youtubes-algorithm-distorts-truth . [1123] Lewis P. a. o. How an ex-YouTube insider investigated its secret algorithm // www.theguardian.com/technology/2018/feb/02/youtube-algorithm-election-clinton-trump-guillaume-chaslot . ). Один из инженеров, работавших с этим алгоритмом, говорит: «YouTube является чем-то похожим на реальность, но она изменена так, чтобы вы больше времени провели в онлайне. Рекомендации алгоритма не направлены на оптимизацию того, что является правдивым, или сбалансированным, или правильным для демократии».

Русский мир тоже является таким же виртуальным конструктом, как и вестерн, выстраивающий мир под одним углом зрения. Язык как политика, а не как собственно язык ведет к реализации уже в практической политике, приводя в результате к военным действиям в Крыму и на Донбассе [1124] Російській світ (термін) // uk.wikipedia.org/wiki/ . . Британия в свое время отказалась от удержания англофонии в своих приоритетах, окончательно расставаясь с имперским прошлым, чего не сделала Россия.

Русский мир, являясь конструктом типа вестерна, создает виртуальную рамку для нужной картинки. Подобные виртуальные конструкты обладают силой удерживать, оправдывать, активировать физические действия.

Разведчик/шпион. Если вестерн строится на прямом и глубинном понимании границы между мирами, диким и цивилизованным, видя мир справедливости у себя и несправедливости — у них, то разведчик и шпион даже находятся по разные стороны этой границы.

Западная и советская шпиономания была захватывающим представлением, где хорошее боролось с плохим. Ярким представителем этой борьбы с чужой стороной был Дж. Бонд. Даже У. Эко посвятил ему множество своих страниц. И сделал это именно потому, что как виртуальный герой Дж. Бонд строился на энном числе простых формул поведения, характерных для массовой культуры, где многое может быть предсказано наперед.

В том чужом виртуальном мире мы тоже показывали своих на фоне чужих, чем также сужали возможности их поведения. Когда немцы пили в фильме «Подвиг разведчика» за «нашу победу», наш разведчик в немецкой форме присоединялся к ним, акцентируя слово «нашу» в этом тосте.

Только Штирлиц из «Семнадцати мгновений весны» поменял эту простоту на сложность. Он стал человеком разумным, более приближенным к современному миру. Но вместе с ним стали более «человекообразными» и немецкие руководители, которых до этого мы видели либо в виде трусов, либо идиотов. То есть «наш герой», изменившись, сделал другими и «их» героев, поскольку он не мог бы проявить себя во всей полноте, если бы сражался с «идиотами».