Дэвид Харви - Социальная справедливость и город

Концепция ренты имеет давнюю и противоречивую историю в политэкономической мысли (Keiper et al., 1961 дает весьма развернутый обзор; см. также: Bye, 1940). И при этом рента появляется в теории городского землепользования с наивной простотой, как если бы и не было никаких серьезных проблем с ее интерпретацией. Оправданием тому может быть повсеместно распространенное и общепринятое в микроэкономической теории городского землепользования неоклассического разлива представление, что рента — это доход от ограниченного в количестве средства производства и что земля по сути ничем не отличается от труда или капитала. Последствия этого взгляда для концепции городской ренты описаны Миллсом: «Городская земельная рента определяется стоимостью предельной производительности земли. А производительность земли, как и в сельском хозяйстве, определяется характеристиками самой земли и издержками на транспортировку до соответствующих рынков. <���…> Эти основные идеи теперь уже хорошо усвоены экономистами. И процесс классификации этих идей оказал заметное влияние на развитие экономической мысли. Взятые сами по себе они, конечно, не предоставят нам модель стоимостей городской земли. Для этого необходимо включить земельные ренты в модель, которая описывает спрос и предложение городской земли для всех видов ее использования. Ключевая характеристика городской земли — это ее чрезвычайная структурная сложность, обусловленная тем, что спрос и предложение для различных участков земли связаны значимыми, но плохо улавливаемыми способами. Другими словами, городская экономика — это сложная система общего равновесия» (Mills, 1969, 233).

Тревогу относительно того, что не все так хорошо с «общепризнанной и залакированной мудростью» теории размещения, высказал Гаффни (Gaffney, 1961; 1969). Земельная рента, указывает он, является прибылью, «отличающейся от других распределяемых долей тем, что у нее нет функции влияния на совокупное предложение» (1961, 147), т. е. предположение о симметрии между землей и другими факторами не может быть принято. Достается от Гаффни и экономике благосостояния: «Несмотря на глобальность претензий, большая часть „чистой“ экономики благосостояния находится вне времени и пространства. Это очень помогает воспарить над разного рода местными особенностями, но время и пространство — это абсолютные универсалии. Именно экономика благосостояния взывает отринуть частичную оптимизацию. Рациональное хозяйствование вне времени и пространства — это уже за гранью допустимого» (Gaffney, 1961, 1942–1943).

Земля имеет фиксированное местоположение и ограничена в своем совокупном предложении, и неоклассические выдумки, отказывающиеся это признать (которые, например, Мут, принимает за чистую монету), — это святое невежество, которое может с легкостью привести к неправильному представлению о факторах, определяющих городское землепользование. Мы отвергаем на свой страх и риск реальность абсолютного, относительного и реляционно определенного пространства и времени. Как писал Лёш: «Погруженность в определенные обстоятельства места и времени — это цена нашего существования» (Лёш, 2007, 582).

Было бы полезно вернуться к посконной мудрости классической политической экономии, чтобы прояснить природу ренты, поскольку неоклассические достижения, будучи изящными и весьма полезными для определенных целей, отодвинули на задний план некоторые более важные технические и этические вопросы, связанные с тем, как работает рента на городском земельном рынке. Классические работы, однако же, были в основном посвящены сельскохозяйственной ренте, и основные аргументы изложены в этой терминологии, а не в контексте городского землепользования. Это не должно нас смущать, ведь перевод в городской контекст осуществить не так сложно, а из классической дискуссии нам потребуется лишь достаточно общая концепция ренты. Маркс представляет объемное обобщение и синтез рассуждений о концепции ренты в «Капитале» (том 3) и в «Теории прибавочной стоимости» (особенно в части 2). Сильной стороной Маркса было умение находить скрытые связи между вещами и видеть то, что не лежит на поверхности. Он рассматривает ренту как нечто, что может возникать разнообразными способами из различных первоначальных условий. Но все же общей чертой всех этих случаев является институт частной собственности на землю.

«Земельная собственность предполагает монополию известных лиц распоряжаться определенными участками земли как исключительными, только им подчиненными сферами их личной воли. При таком предположении дело сводится к тому, чтобы выяснить экономическое значение, то есть использование этой монополии на основе капиталистического производства. Юридическая власть этих лиц, их власть пользоваться участками земли и злоупотреблять ими, еще ничего не решает. Использование всецело зависит от экономических условий, независимых от воли этих лиц. <���…> Какова бы ни была специфическая форма ренты, всем ее типам обще то обстоятельство, что присвоение ренты есть экономическая форма, в которой реализуется земельная собственность… <���…> Это общее для различных форм ренты — …ведет к тому, что различия не замечаются» ( Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 25 (ч. II). С. 165, 184).

Таким образом, землевладельцы обладают классовой монополией на землепользование. Руководствуясь этой общей концепцией, Маркс вскрывает те «различия», которые в другом случае ускользнули бы от взгляда. Он показывает в «Капитале», гл. 37 ( Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 25 (ч. II). С. 163–189), как, в зависимости от доминирующего способа производства, рента образуется различными способами и представляет некоторые исторические факты в качестве иллюстрации своего аргумента. Часть 2 «Теории прибавочной стоимости» ( Маркс К., Энгельс Ф . Соч. Т. 26 (ч. II)) во многом посвящена анализу того, как определения ренты зависят от экономических условий каждой эпохи и насколько тесно связаны эти определения и оправдания извлечения ренты. Но прежде всего Маркса интересуют проявления ренты в конкурентной рыночной экономике, и именно эта тема раскрыта им лучше всего. Он перечисляет три основных вида ренты, возникающей при капиталистическом способе производства:

1) Монопольная рента возникает в случае, когда возможно назначать монопольную цену, «которая определяется только стремлением купить и платежеспособностью покупателей, независимо от цены, определяемой как общей ценой производства, так и стоимостью продуктов» ( Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 25 (ч. II). С. 338). Возможность назначать монопольную цену дает земледельцу возможность получать и монопольную ренту. Эта форма ренты считается не очень значимой в сельском хозяйстве (Маркс указывает на земли с особыми характеристиками, пригодные для виноделия, которые могут стать источником монопольной ренты). Но в некоторых местах, например в четвертом томе «Капитала» ( Маркс К., Энгельс Ф . Соч. Т. 26 (ч. II). С. 28, 30), он убежденно заявляет, что монопольная рента является основной, когда речь идет о городской земле и собственности, и что возможны условия, особенно в густонаселенных районах, в которых жилищная и земельная ренты могут трактоваться «исключительно» как монопольные ренты. Интересный вопрос, ведет ли та монополистическая конкуренция, что была проанализирована Чемберлином (Chamberlin, 1933) и Лёшем (Lösch, 1954), к монопольной ренте в марксистском смысле. Мне кажется, что ренты, получаемые в пространственной конкуренции, — это классический случай абсолютной ренты (определение ниже) и что монопольная рента в марксистском смысле возникает только в результате существенных сбоев в пространственной конкуренции.