Дэвид Харви - Социальная справедливость и город

Концепция способа производства, используемая в характерной для Маркса релятивистской манере, не является «идеальным типом». Но она, возможно, слишком широка и всеохватна, чтобы дать нам необходимые инструменты для скрупулезного препарирования отношений между обществом и урбанизмом. Так что тут нужны какие-то другие концептуальные инструменты, и на один из них, уже готовый прийти на помощь, намекает нам Уитли во фразе «способ социальной, политической и экономической интеграции».

Карл Поланьи различает три отдельных способа экономической интеграции, или координационных механизма, — реципрокность, перераспределение и рыночный обмен (Поланьи, 2010, 56). Они могут быть в целом соотнесены с тремя обособленными способами социальной организации, названными Мортоном Фридом (Fried, 1967) соответственно эгалитарным, сословным и стратифицированным. Связь между способами экономической интеграции и социальной организации не вполне четкая, и схемы, предлагаемые Поланьи и Фридом, расходятся в некоторых моментах. В целом похоже, что реципрокность ассоциируется исключительно с эгалитарными социальными структурами, рыночный обмен (в узком смысле, как его понимает Поланьи) — исключительно со стратифицированной структурой, но вот перераспределение может существовать как в сословной, так и в стратифицированной социальной структуре. Также очевидно, что все три способа экономической интеграции могут быть обнаружены одновременно при господстве определенного способа производства, хотя обычно один из них является доминирующим. Следовательно, они не являются взаимоисключающими. Но в определенный период истории один из способов экономической интеграции берет верх и становится базовым для функционирования общества. Таким образом, становится возможным характеризовать общества, описывая степень проникновения рынка в человеческую деятельность, значимость отношений реципрокности, масштаб перераспределения и то, как эти три способа сочетаются, создавая ту общую согласованность действий, на которой зиждется выживание общества как целостности. Мы также можем описывать социальную структуру общества, изучая институциональную систему поддержки и соответствующие социальные характеристики разных способов экономической интеграции. Поланьи пишет об этом следующее: «Следовательно, реципрокность предполагает наличие симметрично расположенных групп; перераспределение зависит от наличия некоторой степени центричности групп; обмен, чтобы производить интеграцию, требует системы ценообразующих рынков. Очевидно, что различные способы интеграции предполагают определенную институциональную поддержку» (Там же).

Концепты реципрокности, перераспределения и рыночного обмена, как представляется, могут стать простыми и работающими инструментами анализа связи между обществами и проявляющимися в них городскими формами. Поэтому было бы полезно заточить эти инструменты перед использованием.

Реципрокность означает перемещение благ, обязательств и услуг от индивида к индивиду внутри данной группы в соответствии с четко определенными социальными обычаями. Фридом были описаны самые разные варианты взаимообмена (Fried, 1967). «Сбалансированная» реципрокность указывает на взаимный обмен между индивидами или производственными единицами (такими, как семьи), при котором величины обмениваемого участниками примерно одинаковы (в долгосрочной перспективе). Многие группы демонстрируют «несбалансированную» реципрокность, которая поддерживает постоянный поток благ от имущих к неимущим. Можно найти и примеры «негативной» реципрокности, которые мы могли бы назвать воровством. Реципрокность характерным образом увязывается с существованием симметричных групп в социальной структуре (Поланьи, 2010). Фрид называет эти сообщества эгалитарными и видит их смысл в том, что они имеют «столько престижных позиций в любой конкретной половозрастной категории, сколько людей, которые могли бы их занять. <���…> Все, кто потенциально могут пользоваться властью — основанной на личных выдающихся качествах, влиянии, авторитете или чем-то еще, — могут использовать эту возможность, и нет необходимости собирать их воедино, чтобы создать некую структуру доминирования или верховенства» (Fried, 1967, 33).

Эгалитарные общества не имеют необходимых механизмов систематического социального принуждения (что не означает отсутствие индивидуальных случаев принуждения), и поэтому в них социальное принуждение осуществляется путем добровольной кооперации, мягко направляемой общественными обычаями. Примитивные группы часто являются эгалитарными и строятся на взаимном обмене. Эта форма социальной организации в общих чертах соответствует тому, что Маркс называл примитивным коммунизмом. Нужно отметить несколько характерных черт обществ, в которых доминирует такой способ социальной организации. Прежде всего, они имеют тенденцию сохранять свои социальные и ресурсные границы и не склонны к социальным изменениям. В марксистском смысле у них нет истории, они лишь существуют в безвременье. Они просто воспроизводят свое существование. Также эти общества демонстрируют одновременно очень слабо развитое чувство индивидуальности и при этом осознание связи между индивидом и природой, формируемое условиями непосредственно чувственно воспринимаемого окружения. Такое осознание природы Леви-Стросс назвал «наукой конкретного» (Lévi-Strauss, 1966), которое является способом научного познания, адаптированного к восприятию и воображению, но исключающее абстрактные концептуализации современной научной мысли. Наука конкретного никогда не идет дальше наивного реализма или феноменального абсолютизма (Segall et al., 1966) и пронизана тем, что Гуткинд (Gutkind, 1956, 11) называет отношением «Я-Ты» между человеком и природным миром, в отличие от отношения «Я-Это», при котором человек видит себя обособленным и отличным от природы в некоторых значимых аспектах. Эгалитарные общества с их господствующей формой экономической интеграции, следовательно, демонстрируют определенные характеристики в своей идеологической надстройке, которые отражают как способность, так и потребность задействовать «чувственный мир в чувственных понятиях». Поэтому Леви-Стросс полагает, что наука конкретного была заметно усовершенствована для того, чтобы стать основой неолитической революции в сельском хозяйстве. И все же она была еще недостаточно разработана, чтобы стать колыбелью науки, которую Чайлд (Childe, 1942) считал обязательным компонентом городской революции в Месопотамии.