Эдуард Фукс - История проституции трех эпох

Во многих городах, где существуют дома терпимости, полиция постоянно получает взятки от их содержателей и пользуется, кроме того, правом бесплатного их посещения. В Лондоне это одно время до того было в ходу, что существовал настоящий альянс между хозяевами домов терпимости и органами полиции, как выяснил на основании собранного им фактического материала В. Стед.

«— Неизбежным результатом является следующее, — замечает он. — Каждый дом терпимости становится в большей или меньшей степени для полиции источником дохода.

— Полиция лучший друг содержателя заведения! — сказал мне с серьезным выражением лица один хозяин. — Она держит все в секрете. А содержатель дома терпимости в свою очередь лучший друг полиции. Он платит ей.

— А сколько платите вы ей? — спросил я.

— Три фунта в неделю, а мое заведение не из крупных. Мне говорили, однако, что одно пользующееся дурной славой заведение в Ист-Энде платит полиции ежегодно 500 фунтов, не говоря уже о бесплатном посещении для полисменов и сыщиков».

А результат? Тесный альянс между содержателями заведений и полицейскими.

Такие же нравы процветают и в Америке, как выяснилось из целого ряда скандальных процессов, имевших место в последнее время. Главнейшая мера обществ, ставящих своей целью спасение несчастных несовершеннолетних из когтей бесчеловечных содержателей заведений, должна поэтому заключаться в том, чтобы держать свои планы в тайне от полиции.

Тот же автор замечает:

«Одна испытанная в делах спасения дама, являющаяся, несомненно, авторитетом в данном вопросе, сказала мне, что, когда она задается целью спасти какую-нибудь девушку из дурного дома, она старается прежде всего, чтобы полиция ничего не узнала. Иначе оказывается, что девушки уже нет, бедную отправили в другое заведение. Если вы хотите спасти девушку из когтей порока, не сообщайте об этом полиции».

Полиция как ангел-хранитель священных прав содержателей домов терпимости — поистине достойный символ нравственного лицемерия!

С самого начала нашего исследования мы говорили о том, что ни в какой области, а следовательно, и в области половой морали не следует оценивать прошлое современным нам масштабом, так как каждый век требует для своей оценки разных критериев. В продолжение всего нашего исследования мы так и поступали. И все же позволительно поставить вопрос: стала ли общественная и частная нравственность выше и лучше, чем прежде? Этот вопрос даже необходимо здесь выдвинуть: отвечая на него, мы резюмируем все сказанное. Этот вопрос есть естественный заключительный аккорд всего нашего изложения. Наряду с познанием закономерности, царящей в области истории проституции, это главный пункт, интересующий серьезного читателя.

Предвосхитим здесь ответ на поставленный вопрос. Он гласит просто и кратко: публичная и частная нравственность стала в наше время несравненно выше и лучше, чем была прежде!

Если в эпоху абсолютизма развлечения большой массы населения отличались примитивностью, то в буржуазный век они стали весьма дифференцированными, так как все стороны жизни должны были подчиниться закону экономического развития и потому сделались в высокой степени предметом капиталистической эксплуатации. Поскольку капитализм требует массового потребления во всех областях, то главной задачей коммерческой эксплуатации общественных развлечений было приобщение к ним масс. Это и сообщило им в XIX веке их специфическую нотку: они демократизировались.

В эпоху Ренессанса почти все люди знали друг друга, даже когда устраивались публичные праздники. Поэтому большинство общественных развлечений было тогда не чем иным, как расширенными семейными праздниками. Естественным следствием было то, что все зрители, в большей или меньшей степени, становились также и активными участниками предстоявшего развлечения.

В настоящее время [114] Имеется в виду рубеж XIX–XX веков, когда была написана эта работа. друг друга знают лишь немногие. Главнейшие формы развлечений уже не направлены раньше на семью, поэтому люди теперь не связаны при их устройстве чувством солидарности.

И вот уже не мы сами создаем себе праздники, а предоставляем другим их создавать. Эту обязанность взяло на себя множество капиталистов-предпринимателей. Из участника масса все более превращается в простого зрителя — таково одно из главных отличий современных массовых удовольствий от прежних приемов развлечений.

Потеряв свой былой интимный и семейный характер, современные развлечения значительно выиграли в другом: качество главнейших общественных увеселений значительно улучшилось. Достаточно вспомнить хотя бы всем доступные спектакли, которые стоят ныне на такой высоте, что в сравнении с ними кажется ничтожным все, что предлагалось ранее избранным придворным кругам. Все завоевания науки и техники отданы ныне на служение программе общественных развлечений.

Еще важнее, однако, то обстоятельство, что в наше время они не только в художественном и техническом отношениях стоят несоизмеримо выше, чем прежде, но и получили теперь более импонирующий характер. Вся наша публичная жизнь насыщена теперь в огромной степени политическими и умственными интересами. Интерес к политике, науке и искусству не является уже, как прежде, побочным занятием забавы ради одних только имущих и господствующих классов, а составляет ныне главное содержание образа мыслей и чувств настоящей массы, то есть трудящегося народа. Благодаря именно этой особенности общественные развлечения нашего времени оставили далеко позади себя таковые предыдущих эпох. А это оказало большое влияние также и на формы проявления в них чувственного элемента.

С одной стороны, исчезли наиболее грубые приемы, а с другой — обнаружились такая концентрация и такая рафинированность, в сравнении с которыми все ранее бывшее в этой области кажется наивным.

Еще в большей степени, чем в XVII и в XVIII веках, в буржуазный век в центре публичной жизни оказался ресторан, и даже больше: ресторан, трактир стали средоточием жизни масс. Произошло это, конечно, отнюдь не потому, что массы, как лгут, закатывая глаза, мудрецы дешевой морали, так огрубели, что потеряли всякий интерес к интимной семейной жизни и чувствуют себя хорошо только в чаду трактира за рюмкой водки или за стаканом пива. К сожалению, иные и более трудно преодолимые причины приковывают массы в такой сильной степени к трактиру. Для семейной жизни нужно иметь и время, и достойное человека жилище. Ни того, ни другого в настоящее время нет у большой части пролетариата. Вот почему огромные массы населения ныне безжалостно приговорены к муке ежедневного посещения кабака и, к сожалению, еще, вероятно, долго будут вынуждены нести этот крест.