Руслан Баженов - Ампутация сознания, или Немного воска для ослиных ушей

Новый пролетариат, социалистический (да и крестьянство, и часть интеллигенции), постепенно начинает вступать в конфликт с партией, с ее чиновниками, которые теперь взяли на себя функции РАСПРЕДЕЛЕНИЯ. Процесс это затяжной, СКРЫТЫЙ, но чем дальше, тем больше нарастают противоречия между формой собственности на средства производства (социалистической) и КЛАССОВОЙ системой распределения. Да, представители пролетариата участвовали в управлении, вступив в партию. Но! Тем самым они прекращали быть социалистическим пролетариатом (принадлежность к классу определяется не ПРОИСХОЖДЕНИЕМ, а тем местом, какое занимает член общества в системе производства и распределения). Невозможно оказалось работать и управлять одновременно. Тот же из членов партии, кто продолжал работать рядовым рабочим на заводе, как правило, уже не мог участвовать в управлении, был рядовым коммунистом, и, благодаря жесткой партийной дисциплине, ПОДЧИНЯЛСЯ решению верхов (а не определял их).

Проблема усугублялась тем, что противоречия были СКРЫТЫ. На словах партия, безусловно, «защищала интересы трудящихся». Во многом так было и на деле, уничтожение частной собственности на средства производства, социальные гарантии сыграли весьма прогрессивную роль. Но время шло, и партия, ставшая фактически ПРАВЯЩИМ КЛАССОМ, все больше и неизбежно перерождалась. Процесс был двухсторонним: с одной стороны «сталинские чистки» выбили всех инакомыслящих, задушили всякие попытки критики, с другой – управление распределением, доступ к материальным благам оказывали неизбежное разлагающее влияние на новый класс. Снова Троцкий:

Допустим, однако, что ни революционная, ни контр-революционная партии не овладевают властью. Бюрократия по-прежнему остается во главе государства. Социальные отношения и при этом условии не застынут. Никак нельзя рассчитывать и на то, что бюрократия мирно и добровольно откажется от самой себя в пользу социалистического равенства. Если сейчас, несмотря на слишком очевидные неудобства подобной операции, она сочла возможным ввести чины и ордена, то на дальнейшей стадии она должна будет неминуемо искать для себя опоры в имущественных отношениях. Можно возразить, что крупному бюрократу безразлично, каковы господствующие формы собственности, лишь бы они обеспечивали ему необходимый доход. Рассуждение это игнорирует не только неустойчивость прав бюрократа, но и вопрос о судьбе потомства. Новейший культ семьи не свалился с неба. Привилегии имеют лишь половину цены, если нельзя оставить их в наследство детям. Но право завещания неотделимо от права собственности. Недостаточно быть директором треста, нужно быть пайщиком. Победа бюрократии в этой решающей области означала бы превращение ее в новый имущий класс. Наоборот, победа пролетариата над бюрократией обеспечила бы возрождение социалистической революции. Третий вариант возвращает нас, следовательно, к двум первым, с которых мы начали в интересах простоты и ясности.

Совершенно верно. Партийная верхушка, как бы ни были честны и принципиальны отдельные из них (а чем дальше, тем меньше оставалось «честных и принципиальных»), сосредоточив распределение в своих руках, в отсутствии механизмов общественного контроля, неизбежно будет пользоваться «от благ». Но место секретаря горкома не наследуется, как не наследуется и место директора магазина или завода, как не наследуется служебная Волга, служебная квартира, служебная дача. С помощью «блата» можно «пристроить» детей, но это еще не решение проблемы.

Неизбежно части бюрократии, захватившей ключевые позиции, захочется передать по наследству материальные блага. Играет роль и еще один фактор. Положение, которое занимает бюрократ – неустойчиво. Он – фактически – наемный управленец, и завтра, по тем или иным причинам, его могут сместить, лишить его привилегий.

Надо учитывать и ДЕМОНСТРАЦИЮ своего материального положения. При отсутствии возможности публичной демонстрации владение материальными благами не доставляет полного удовлетворения. В СССР бюрократ позволить себе этого не мог в том масштабе, в каком бы ему этого хотелось. Плюс играло свою роль и лицемерие его положения, когда он был вынужден провозглашать те ценности, которым не соответствовало его реальное положение в системе распределения общественного продукта.

Естественно, что в «социалистической» стране, в которой власть сосредоточена в руках одной партии, верхушка, которая в массе переродилась, осознала свои КЛАССОВЫЕ ИНТЕРЕСЫ, в той или иной форме свершится реставрация капитализма, причем преобразованиями будут руководить в основном сверху сами представители бюрократии (это может происходить вместе со сломом партийной системы, как в СССР, так и при сохранении ее, как в Китае и Вьетнаме).

Если учесть еще и контроль над СМИ, многолетнюю привычку самих СМИ подлаживаться под «генеральную линию», то все дальнейшее, что произошло с СССР, не должно вызывать большого удивления. Стоит учесть совпадение интересов партийных бюрократов, высокооплачиваемой советской интеллигенции, теневых дельцов, «хозяйственников», которые смогли навязать свои интересы трудящимся классам.

Конечно, это совсем краткий и, в основном, классовый анализ, мы почти не коснулись ни экономической, ни культурной, ни социологической составляющей, но это и не входит в задачи настоящей работы. К более полному освещению этой темы можно будет вернуться позднее. А пока, думаю, стоит привести несколько интересных цитат из «Преданной революции» Троцкого, в которых он рассказывает о возможных вариантах осуществления капиталистической реставрации в СССР (как вы сами можете судить, его прогнозы осуществились с потрясающей точностью):

Крушение советского режима неминуемо привело бы к крушению планового хозяйства и, тем самым, к упразднению государственной собственности. Принудительная связь между трестами и заводами внутри трестов распалась бы. Наиболее преуспевающие предприятия поспешили бы выйти на самостоятельную дорогу. Они могли бы превратиться в акционерные компании или найти другую переходную форму собственности, например с участием рабочих в прибылях.

Одновременно и еще легче распались бы колхозы. Падение нынешней бюрократической диктатуры, без замены ее новой социалистической властью, означало бы, таким образом, возврат к капиталистическим отношениям, при катастрофическом упадке хозяйства и культуры…

Если, наоборот, правящую советскую касту низвергла бы буржуазная партия, она нашла бы немало готовых слуг среди нынешних бюрократов, администраторов, техников, директоров, партийных секретарей, вообще привилегированных верхов. Чистка государственного аппарата понадобилась бы, конечно, и в этом случае; но буржуазной реставрации пришлось бы, пожалуй, вычистить меньше народу, чем революционной партии. Главной задачей новой власти было бы, однако, восстановление частной собственности на средства производства. Прежде всего потребовалось бы создание условий для выделения из слабых колхозов крепких фермеров и для превращения сильных колхозов в производственные кооперативы буржуазного типа, в сельскохозяйственные акционерные компании. В области промышленности денационализация началась бы с предприятий легкой и пищевой промышленности.