Дэвид Грин - Возвращение в гражданское общество

Стоит вспомнить и о тэтчеровских реформах в сфере образования. Реальная проблема здесь заключается в том, что «государство всеобщего благосостояния» во многом сняло с родителей ответственность за воспитание собственных детей, подрывая тем самым институт семьи – главную ячейку свободного общества. Правительство, однако, отчасти руководствовалось таким же, как и у социалистов, недоверием к родителям – которые, как оно считало, не способны сделать правильный выбор, – а также поверхностными представлениями о человеческой природе. Оно использовало «потребительскую» риторику и стремилось к тому, чтобы деньги направлялись туда, куда выберут родители. Однако правительство не говорило о восстановлении ответственности родителей и не апеллировало к особой связи между родителями и детьми, чтобы привлечь к делу перестройки нашего школьного образования такую мощную силу, как родительский энтузиазм.

Идеал свободы отнюдь не исчерпывается рынком. Его сторонники традиционно стремились к созданию и укреплению институтов, способствующих самосовершенствованию людей. Когда в середине XIX века главные защитники свободы поставили принцип laissez-faire во главу угла своей философии и начали изображать людей как стремящихся в первую очередь к удовлетворению собственных потребностей, она утратила моральную силу. И эта моральная сила до сих пор не восстановлена.

Некоторые сторонники свободного рынка с сомнением относятся к подобной аргументации. Так, когда в разговоре с одним экономистом я высказал предположение, что рыночные реформы 1980-х увенчались лишь частичным успехом, поскольку не основывались на принципе личной ответственности людей и не ставили целью их нравственное самосовершенствование, он заметил: «А не это ли Джордж Блейк (британец-коммунист, изменивший родине и работавший на советскую разведку) говорил о коммунизме?» Блейк, судя по всему, считал, что коммунизм можно построить только в том случае, если люди станут совершеннее. Но сторонники гражданственного капитализма никогда не хотели создать «нового человека». Они стремились вдохновлять людей, а коммунисты начали с навязывания всем своих идеалов и вскоре стали считать тех, кто не желал им подчиняться, порочными по самой своей природе, тем самым обосновывая репрессии и убийства.

Сторонники гражданственного капитализма всегда осознавали: жизнь – это вечная борьба с несовершенством. Они не считали, что полного совершенства можно достичь. И они рассматривали нравственное совершенствование как сугубо добровольный процесс. Заставлять людей становиться лучше – абсурд, поскольку лучше человек может стать, только если он совершенствуется, несмотря на окружающие его соблазны. Конечно, коммунисты постоянно камуфлировали чисто насильственный характер своего правления словами о преданности высоким идеалам – и за счет этой тактики сумели обмануть немало представителей западной интеллигенции. Верно и то, что идеалисты часто прибегают к силе, чтобы заставить людей измениться к лучшему. Но было бы серьезнейшей ошибкой ассоциировать любой идеализм с принуждением. Следует различать тех, кто желает добиться идеала здесь и сейчас и потому верит в совершенство человека, и тех, кто считает стремление к совершенству достойной конечной целью, но с пониманием воспринимает несоответствие людей идеалу и реагирует на несовершенство не возмущением и наказанием «виновных», но поначалу с прискорбием, а затем – с решимостью возобновить борьбу за добровольное совершенствование.

Некоторые «рыночники» – сторонники чистого рационализма в экономике – расценивают любые разговоры о морали как прелюдию к принудительным мерам со стороны государства. Но при этом они забывают об интеллектуальной традиции, к которой сами же принадлежат. Свобода всегда была представлена системой институтов, основанных на восприятии жизни как борьбы с несовершенством людей. Закон подпирал эту систему, угрожая нарушителям наказанием за конкретные провинности. Конкуренция способствовала нацеливанию энергии людей, возможно движимых эгоизмом, на службу другим, а соблюдение нравственных принципов отчасти основывалось на «санкциях» в виде неодобрения общества, но в основном на том, что все были согласны: необходимо поощрять других к справедливым и продуманным действиям. Все понимали, что поддержание нравственной атмосферы требует усилий – как пловцу, чтобы не утонуть, проще всего держаться на воде за счет постоянного движения. И конца этим усилиям нет – по крайней мере в нашем мире.

Воспринимать людей как акторов, стремящихся к максимальной утилитарности, и основывать на этом политику государства – все равно что строить дом на песке. Свободный образ жизни, который существует у нас на Западе, основан на том, что власть не сосредоточивается в одном центре. И лучше всего эта система работает, когда разделение властей вдохновляет людей на действия и эти люди знают, что им следует делать. Если люди считают главной целью в жизни удовлетворение собственных потребностей, извлечение максимальных преимуществ для себя, их мечты мельчают и свободное общество становится непрочным. Свобода, конечно, может сохраниться, поскольку, как отмечал Адам Смит, каждый из нас, добиваясь взаимовыгодных преимуществ в рамках конкурентной системы, способен достичь многого. Но если высшим идеалом общества служит взаимная выгода, оно будет обеднено. У всех у нас есть более масштабные и благородные стремления.

Семья

Семья традиционно считается краеугольным камнем свободного общества. Именно в семье люди получают первые уроки самоограничения и заботы о других, а как раз на этих понятиях зиждется толерантное, свободное и демократическое общество. В последнее время, однако, появились признаки ослабления семьи. Резко – до 29 % от общего количества – увеличилось количество неполных семей. Одним из важных факторов здесь стал рост числа детей, рожденных вне брака, – с 5 % в 1947 году до 30 % в 1991-м, – но главная причина состоит в увеличении количества разводов и расставаний супругов. Примерно 63 % матерей-одиночек либо развелись, либо разошлись с мужьями, 29 % не были замужем (включая пары, живущие в незарегистрированном браке), а 8 % составляют вдовы.

До недавних пор считалось самой собой разумеющимся: чтобы у ребенка был несомненный шанс вырасти ответственным членом свободного и стабильного общества, ему необходимо постоянное внимание обоих любящих родителей, которым по возможности помогает «расширенная семья» – дедушки и бабушки, дяди и тети. Сегодня эта точка зрения уже не является общепринятой. Не во всякой неполной семье возникают проблемы: есть примеры, когда один родитель предпринимает героические усилия и добивается успеха в воспитании ребенка, и есть полные семьи, где должной заботы о детях не проявляется. Но результаты научных исследований однозначны: в целом дети из неполных семей хуже успевают в школе, с большей вероятностью могут встать на преступный путь и менее развиты физически [239] . Серьезность проблемы осознается людьми самых разных политических взглядов, и один из лучших трудов на эту тему – «Семьи без отцов» – вышел из-под пера Нормана Денниса и Джорджа Эрдоса с предисловием дуайена демократического социализма профессора А.Х. Хэлси [240] .