Юрген Каубе - Макс Вебер: жизнь на рубеже эпох

Впрочем, через несколько лет Михельс отдаляется от социал–демократии, упрекая ее в том, что она, как и опасающиеся всеобщей забастовки профсоюзы, заинтересована, скорее, в сохранении и поддержании собственных структур, нежели в реализации своей программы. В соответствии с бюрократическим и олигархическим духом эпохи они лишь поддерживают друг друга в политической игре, притом что главной их целью является продвижение собственных функционеров на влиятельные позиции. О необходимости изменений в обществе уже никто и не вспоминает. Итоги своего анализа немецкой социал–демократии и ее рабочей культуры Михельс подводит в саркастическом замечании: «Карточный клуб остается карточным клубом, даже если он называется „Карточный клуб Свобода“» [570] См. об этом Ebd., S. 323–330; Michels: “Die deutsche Sozialdemokratie”, S. 539. .

Из этого возмущения интеллектуала из антибуржуазной богемы тем, как пролетарские партии сумели приспособиться к «немецкой» уютности и бюрократии, возникает первая в истории немецких социальных наук социология организации. Ее главный тезис: партийная организация из средства превращается в цель. Первоначально мотивом для вступления в партию являются политические цели, поэтому работа для партии никак не оплачивается. Однако в тот момент, когда партия становится многочисленной и получает в свое распоряжение власть и другие ресурсы, она превращается в управленческий аппарат: внутри нее возникают комитеты и комиссии, а те, кто состоит в партии, делятся на просто членов и профессиональных партийных работников. Последние превращаются из рабочих в партийных чиновников с совершенно особыми интересами и особым классовым сознанием функционеров. В итоге собственно «клиентами» партии в условиях массовой демократии становятся избиратели: именно они, а не члены партии, определяют пути ее развития. Михельс цитирует французского социалиста Жана Жореса, который по поводу немецкой социал–демократии как–то сказал, что для СДПГ социальная революция — это копилка, которую, прежде чем открыть, нужно сначала доверху заполнить голосами [571] О профессиональных партийных работниках см. Ebd., S. 543; о Жане Жоресе в: Michels: “Die deutsche Sozialdemokratie im internationalen Verbände. Eine kritische Untersuchung”, цит. по: Michels: Soziale Bewegungen zwischen Dynamik und Erstarrung, S. 152. .

Максу Веберу выводы, сделанные Михельсом, поначалу показались недоработанными, тем не менее он включил в свою политическую социологию тезис о бюрократизации представительной демократии под влиянием партийных аппаратов. С его помощью Веберу удалось связать типы легитимного господства с интерпретацией политических отношений его эпохи. Когда путь к власти лежит через политические партии, это заставляет помещика подчиняться принципам, которые он отвергает. Аристократ, будучи вовлечен в процесс голосования и бюрократического управления, вынужден мыслить тактически и искать поддержки большинства. Однако то же самое верно и в отношении революционера. В этой связи Михельс указывает на один важный момент: демократическая форма скрывает от внимания тот факт, что, по сути, речь здесь идет об олигархии, о власти немногих, живущих в отрыве от своего сословного происхождения и классовой основы. Этот тип господства легальной легитимности — или бюрократического господства, что для Вебера одно и то же–неизбежен в современных крупных территориальных государствах. Харизматики, революционеры или традиционалисты могут получить поддержку избирателей, но не могут в этом своем качестве управлять государством или партией.

Это, однако, не исключает возможности приписывать современному правителю харизматические качества. Лидера партии ее члены тоже могут воспринимать как героя политической охоты, который в силу своих не поддающихся точному определению характеристик способен привести партию к успеху, чтобы затем разделить добычу среди своих. Однако в современных условиях при помощи харизмы можно мотивировать сравнительно узкий круг сторонников, но нельзя легитимировать политическое господство в государстве. Ведь, в конечном итоге, приказы харизматика должны принимать и те, кто за него не голосовал и отрицает наличие у него харизмы. Таким образом, необходимо отличать вывод Вебера о том, что политическое действие, в силу «цезаристского» аспекта, присущего в том числе и массовой демократии, всегда определяется преимуществом немногочисленной правящей группы в том, что касается маневренности [572] GPS, S. 348. , от вопроса об основаниях легитимности ее действий.

Впрочем, по прошествии нескольких лет Вебер и сам расставил акценты несколько иначе. Если до этого он в течение долгого времени осуждал немецкую буржуазию за то, что из страха перед демократией она подчинилась бисмарковскому цезаризму, то в 1918 году он уже утверждает, что «цезаристский поворот в отборе вождей» неизбежен. Профессиональная пригодность политического лидера определяется уже не подтверждением его качеств в узком кругу знати, а тем, насколько уверенно он держится перед массами. При этом Вебер меняет и свою оценку данного тезиса. С одной стороны, он считает опасным преклонение перед великими людьми и возлагает свои надежды на то, что партийные аппараты и парламенты смогут противостоять эмоционализации политики в условиях демократии. С другой стороны, он тут же пишет, что на примере Англии мы можем видеть, как превращение партий в механизмы избирательной системы делает их послушным инструментом в руках харизматических лидеров и плебисцитных правителей [573] «цезаристский…», GPS, S. 393; «эмоционализация», cp. GPS, S. 404; о том, как Вебер изменил свое отношение к этому тезису, см.: Breuer: “Das Charisma des Führers”, S. 144–175. .

В этом месте и Вебер, и Михельс оказываются жертвами собственного понятийного аппарата. Понятие целерациональности они связывают с концепцией господства, ориентированного исключительно на исполнение приказов как источник причинной обусловленности. Согласно этой концепции верхушка организации, избрав некую цель, может ее реализовать, если располагает определенным кредитом повиновения. Господство в этом случае необходимо тогда, когда политические действия влекут за собой постоянное изменение целей, которое должно приниматься подчиненными сразу же и без вопросов (а при необходимости также и без консенсуса). Крайний случай такого господства предполагает возможность приказа подчиненному умереть. Михельс крайне подробно описывает современные ему партии, в первую очередь социал–демократические, как организации, схожие с военными структурами [574] Перечень возражений против соединения целерациональности и приказного господства см. в: Luhmann: “Zweck–Herrschaft–System”, S. 91. . Но даже если считать армию прообразом всех организаций, было бы ошибкой полагать, что наибольших успехов она достигает тогда, когда воля главнокомандующего доходит до низов без каких–либо потерь на преодоление сопротивления: рациональность имеет иную природу уже хотя бы потому, что она не сосредоточена в правящей верхушке. Компетентность распределяется между всеми уровнями, а коммуникация осуществляется не только по направлению сверху вниз, от представителей целей к представителям средств, но и сверху вниз. Руководители точно так же подчиняются нижестоящим. Начальнику управления все равно, кто «при нем» министр, а начальнику ведомства неважно, какой конкретно начальник управления у него «в подчинении». Кроме того, отдельные аспекты, способствующие рационализации организации, в принципе не могут быть достигнуты в приказном порядке.