Уильям Уорнер - Живые и мёртвые

Литургическое время — всего лишь еще одно выражение свойственного людям чувства времени. В нашей культуре, как мы ранее уже говорили, есть объективные референции, которые можно удостоверить. Это референции к физическим, социальным и личностным феноменам. Нерациональные экспрессивные и эвокативные знаки и значения времени также имеют свои физические, социальные и личностные объекты референции. Существует время, ощущаемое и вызывающее реакцию на видовом уровне, которое синкретически связывается с объектами физической, социальной и личностной сред. Видовой уровень, будучи ограничен природой вида как такового, определяет, что может быть пережито в опыте и что из этого может или не может быть принято. Реакции на холод и жару, на противоположный пол, на то, что считается пищей, на то, что считается светом и тьмой, на голод и жажду детерминированы именно таким образом, а их ритмы накладывают свой отпечаток на представления о времени и тем самым вносят свою лепту в их нерациональное упорядочение в человеческом «я» и ментальных продуктах коллективной жизни.

Природу этих нерациональных блоков, присутствующих в знаковой системе литургии, необходимо проанализировать глубже и перевести в объективные и рациональные термины. Однако, делая это, мы должны постоянно помнить о том, что смысл и истина такого рода ментальных систем при переводе их в чуждый им универсум рациональной жизни претерпевают искажение. Система нерационального мышления собирает весь мир человека в единое несомненное целое, в котором вид может жить полнокровной жизнью, рациональные же миры как конструктов, так и объектов могут быть поставлены на службу сакральной системе мышления. Тем, кто способен верить и осуществляет на практике свои представления и ритуалы, литургический год превосходно помогает в выполнении этой функции. Наш анализ некоторых его компонентов мы начнем с рассмотрения авторитетных суждений, высказанных теологами.

«Существуют ритмические отливы и приливы, пронизывающие весь литургический год, как и вообще все в этом мире [пишет Михель в книге «Литургия Церкви»]. Небесный мир имеет свои чередующиеся циклы и периоды; солнечная система дает нам наши четыре времени года, а земля — регулярное чередование ночей и дней, ритмам которого подражают различные формы жизни, существующие на этой земле. В самой жизни как таковой существовали огромные циклы видов, которые возникали в геологическом времени и вновь исчезали; у индивида есть периоды молодости, зрелости и старости; во многих формах жизни существуют сезонные изменения; есть ежедневные периоды бодрствования и сна...» [256] Michel [94], р. 75-76.

Образ Христа отождествляется с солнцем. «Литургический год, — говорит Каброль, — это вращение года вокруг Христа». Его преосвященство Михель делает эту объективную референцию мифа еще более ясной:

«Самая ослепительная, самая прекрасная вещь в природе — это свет, и для нас это естественный свет солнца, который является также и источником жизненных сил для роста всего живого. Поэтому в литургии солнце есть символ Христа и его светоносной миссии, тогда как темнота представляет силы зла и греха. Христос явился на землю как человек посреди ночного мрака, как в прямом, так и в метафорическом смысле, и вокруг него как вокруг солнца вращается истинная жизнь».

Тройная свеча, зажигаемая от нового благословленного огня в Великую субботу, приветствуется как «Свет Христов» [17].

Цвета, связанные со светом и мраком, с солнечным годом и со сменой дня и ночи, имеют свою собственную сакральную значимость. Белый, цвет непреломленного света, «есть символ Бога, отца Света, и Христа, Света Мира». Соответственно, белый — это знак непорочной чистоты, ангелов, дев и радости; он используется в свадебной мессе. Черный же является цветом скорби и используется в Великую пятницу и в богослужениях в честь умерших.

Наконец, наступает конец солнечного года, время сбора урожая и смерти сезонной жизни, входящее в литургию в конце Времени после Пятидесятницы. Михель говорит:

«После семнадцатого воскресенья [после Пятидесятницы] наступают дни поста и молитв сентябрьского времени сбора урожая. Если весенние дни поста и молитв были посвящены испрашиванию благословения Божьего на богатый урожай, то сентябрьские дни — это дни сбора плодов, и они указывают на окончательное завершение всех вещей. Урожай в урочный час направляет христианский ум к вечному... Именно в эти последние воскресенья проходят праздники Всех святых и Всех душ, которые ясно являют собою праздники последующей жизни... [и смерти]» [257] Ibid ., р. 77-78. .

В радостном ожидании рождества Христова Рождественский пост — сезон, которым открывается христианский год, — вновь начинает новый цикл: смерть и ее печальные грезы теперь забыты. Поскольку действительная дата рождения Христа неизвестна, то для этого можно было выбрать любой день [45]. По-видимому, этот праздник возник в Александрии. Сначала было выбрано 6 января, однако к III веку этот день отмечался уже 25 декабря [31]. Последняя дата была связана с народным праздником культа солнца. По имперскому распорядку, возвращение солнца после прохождения точки зимнего солнцестояния было поводом для крупного языческого празднества. Рождество заняло его место [7, 140].

Необходимо, быть может, лишь упомянуть «Золотую ветвь» сэра Джеймса Фрэзера, чтобы напомнить о многочисленных пантеонах природных и растительных богов и увидеть нашу проблему в ее более широкой исторической и сравнительной перспективе. В главе «Миф об Адонисе» Фрэзер резюмирует:

«Народы Египта и Западной Азии представляли ежегодное увядание и возрождение жизни, особенно растительной жизни, которую они отождествляли с каким-то богом — Осирисом, Таммузом, Адонисом и Аттисом, — ежегодно умирающим и вновь возрождающимся. Названия и детали этих ритуалов в разных местах менялись, но сущность их оставалась той же. Теперь нам предстоит рассмотреть обычаи предания смерти и воскресения этого многоименного, но неизменного по своей природе восточного божества... В вавилонской религиозной литературе Таммуз фигурирует в качестве юного супруга или любовника Иштар, Великой Богини-Матери, олицетворяющей воспроизводящие силы природы» [258] Frazer [50], р. 325. Цит. по: Фрейзер Дж. Золотая ветвь. 2-е изд. М., 1983. С. 307-308. .

В некоторые рассуждениях теологов о сакральном времени литургии солнечное и объективное время переплетается с сезонами вегетации, ночь и день — с зимой и летом. Тепло и свет чередуются с холодом и мраком, и им придаются коннотации добра и зла. Рост и развитие в природе и человеке чередуются с увяданием, бесплодием и смертью, а всем им на смену, в свою очередь, приходит Христос, «Свет Мира» и Спаситель, чьи жизнь и смерть искупили человеческие грехи и обеспечили всем людям место в раю.