Авишай Маргалит - Достойное общество

Люди не могут напрямую контролировать содержание видимого ими. Они способны делать это только косвенным образом, путем сознательного изменения своего отношения к тому, что они видят. Можно научиться игнорировать стигматы и четко видеть в людях человеческое. Невозможность достижения этого посредством конкретного решения означает только то, что данная задача должна быть решена косвенными способами.

Наблюдая иллюзию сломанной палки в воде, мы не властны ни прямо, ни косвенно избежать искаженного видения. Не верить своим глазам – вот единственное, что нам в таком случае остается. Видение же человека как недочеловека, напротив, не имеет ничего общего с иллюзией восприятия. Здесь мы можем изменить наше восприятие как таковое, пусть и непрямыми методами, как об этом говорилось выше. В случае же, когда мы видим в другом человеке некие унижающие его недочеловеческие аспекты, нам следует не только перестать верить своим глазам, но и постараться в принципе прекратить видеть (в перцептивном плане) в другом недочеловека. Для этого необходим «астигматизирующий» модус зрения.

Идиоматическое выражение «видеть в людях то или иное» означает относиться к ним тем или иным образом. Однако в последних двух разделах я предпринял попытку буквальной его трактовки – через прочтение слова «видеть» в строгом его значении.

Я считаю, что суть унижения заключается в отрицании принадлежности человека к «человеческому семейству» 24 24 Выражение «человеческое семейство» отсылает к названию крупной выставки фотографий, проходившей в 1950‐е годы, по следам которой был опубликован известный одноименный каталог. В Париже выставка проходила под названием «Великая семья людей». В своей книге «Мифологии» Ролан Барт отмечал, что добавление прилагательного «великая» во французский перевод названия выставки привело к превращению нейтрального, «зоологического» понятия единства человеческого семейства в сентиментально-нравоучительный мифологический образ человечества как одной великой семьи. Барт выступал против гуманистической тенденции к усмотрению общей человеческой «природы», скрывающейся за всем многообразием исторических и культурных различий, в рамках которой они рассматривались как нечто сугубо наносное и поверхностное. Своим обращением к формулировке «человеческое семейство» я хочу подчеркнуть значимость для меня именно «зоологической» ее составляющей. Полагаю, если бы Барт и осудил смысл, который я вкладываю в это выражение, то лишь в силу того, что я вижу в нем также и нравственный смысл. Не думаю, что мой вариант использования выражения «человеческое семейство» способен породить ложные сходства, равно как и размыть границы установленных различий. . Унижать людей – значит обращаться с ними как с нечеловеками или относиться к ним так, как будто они не являются людьми. Обращаться с людьми не по-человечески – значит обращаться с ними как с вещами или животными. Важная роль церемоний и жестов унижения связана с тем, что неотъемлемой составляющей последнего является действие категории «как будто» по отношению к унижаемым: как будто они неодушевленные предметы, инструменты, животные. Однако же такое унижающее отношение не является подлинным. Подлинное отвержение основывается на обращении с людьми как с недочеловеками, как с человеческими существами низшего порядка. Отвержение же людей как членов человеческого общежития и отношение к ним как к вещам или животным, напротив, не выражает подлинного к ним отношения. Суть подобных аттитюдов заключается в мнимом приравнивании их жертв к вещам или зверям. Столь замысловатый способ подачи проблемы обусловлен тем, что рассматриваемые аттитюды суть не просто ложные убеждения, в соответствии с которыми некоторые люди не считаются настоящими людьми. В данном случае ключевую роль играет слово «позиция», обозначающее более базовые по сравнению с убеждениями аттитюды. Говоря о базовых аттитюдах, я не имею в виду неосознанную реакцию. Если выразить «позицию» в словах, получившиеся высказывания будут отличаться от высказываний, выражающих убеждения. Они будут рамочными высказываниями. Посредством рамочных высказываний устанавливаются правила репрезентации мира. Когда мы говорим про другого, что он не машина и у него есть душа, мы тем самым задаем рамку восприятия этого другого. Подобные высказывания позволяют нам придерживаться тех или иных убеждений касательно других людей – убеждений относительно их желаний, чувств и образа мыслей. Высказывание, выражающее убеждение, всегда амбивалентно: недостаточно знать, какие факты окружающей нас действительности делают его верным, нужно также иметь представление о том, что было бы, если бы оно оказалось ложным. Рамочное высказывание «У нее есть душа» не амбивалентно. Мы не знаем, что бы оно означало, если бы было ложным. Тот факт, что другие человеческие существа обладают душой, то есть подлежат психологической интерпретации, является не гипотезой, а рамкой репрезентации людей как таковых. Рамочные высказывания определяют способы репрезентации объектов нашей действительности. Посредством рамочных высказываний выражается отношение, не являющееся результатом того или иного решения. Это вовсе не значит, что позиция, очерченная рамочными высказываниями, неизменяема, однако ее изменение не зависит от принимаемых решений.

Данный анализ переместил фокус нашего рассуждения с позиций по отношению к другому на позиции по отношению к рамочным высказываниям о другом. Теперь вернемся к проблеме человеческого обращения с другим вне контекста отношения к высказываниям.

Мой основной тезис состоит в том, что унижение, как правило, подразумевает человечность унижаемого. Унижающий подвергает свою жертву остракизму как нелюдя, однако акт отторжения как таковой предполагает, что отторгаемый сам является личностью. Данное утверждение близко по духу к гегельянской диалектике господина и раба. Господин стремится к абсолютной власти над рабом, однако в то же время он желает, чтобы раб признавал его абсолютную власть над ним. Это два конфликтующих желания. Установка хозяина в данном случае такая же, как у футбольной команды, которая, с одной стороны, хочет разгромить соперника, но, с другой – желает, чтобы ее победа воспринималась как достижение. Сокрушающая победа снижает ценность выигранного матча, так как свидетельствует о несостоятельности побежденной команды. Здесь-то и кроется противоречие: желание разгромить противника соседствует с нежеланием этого. Хочется одновременно и одержать решительную победу, чтобы продемонстрировать полное превосходство над противником, и не допустить его полного разгрома, чтобы сохранить ценность достигнутого превосходства.