Авишай Маргалит - Достойное общество

Как снобистские, так и вульгарные общества обладают собственными способами реакции на телесные особенности и на одежду. Если согласно армейским требованиям новобранцы должны иметь одинаковую короткую стрижку, в то время как жизненный стиль некоего конкретного новобранца предполагает длинные волосы, возникает конфликт двух жизненных стилей, и институциональное требование к стрижке можно интерпретировать не только как принуждение, но и как унижение. Если та вера, которой придерживается человек, содержит четко выраженный запрет стричь волосы – скажем, если бы наш солдат был сикхом, – а от него все равно требуют их остричь, он воспримет это как покушение на самые основы его идентичности. Но если молодой человек играет в рок-группе или просто принадлежит к рок-культуре, в которой длинные волосы обладают социально значимым смыслом, можно ли будет счесть его чувство унижения перед лицом армейских требований к прическам столь же оправданным, как и в случае с сикхом? Мы можем допустить, что остриженные волосы нашего рокера дадут его приятелям возможность от души поиздеваться над ним, когда он пойдет в увольнение. Но само по себе требование короткой стрижки унижением являться не будет. При этом роковый или левацкий жизненный стиль может означать приверженность к антибуржуазному способу жизни, и длинные волосы будут внешним выражением этих приоритетов. В немецкой армии, например, в шестидесятые годы решили, что такого рода жизненные стили имеют право на уважение, и новобранцев перестали заставлять стричь волосы.

Тот способ, которым достойное общество должно воспринимать телесные знаки, связанные с приверженностью тому или иному не запрещенному законом жизненному стилю, зависит от того, какое значение в рамках этого жизненного стиля придается этому телесному знаку. Общество, чьи институты мы здесь рассматриваем, может даже иметь собственную заинтересованность в телесных знаках принадлежащих к нему людей, и эта заинтересованность может вступать в прямое противоречие с формами жизни, принятыми у тех или иных существующих в этом обществе групп включения. Доминирующая культура, которая определяет поведение основных социальных институтов, может, например, быть заинтересована в демонстрации телесных знаков «современности», порядка и эффективности. Петр Великий велел брить бороды боярам, чтобы продемонстрировать, что Россия собирается порвать с традицией и вступить в новую эру, эру вестернизации. Кемаль Ататюрк делал то же самое в отношении традиционного турецкого платья и требовал, чтобы чиновники носили европейский костюм. В современной медийной культуре этот контраст драматизировала история мусульманской девочки из парижского пригорода, которая пришла в школу в традиционном головном уборе. Ее костюм вошел в противоречие со школьным дресс-кодом, что было воспринято как вызов доминирующему жизненному стилю; но кроме того, заложенный в ее костюме религиозный подтекст был опознан как попытка сопротивления принципу отделения образовательной системы от религии.

Здесь мы выходим на новый, весьма любопытный аспект разговора о телесных знаках. Общий его контекст применительно к толерантным плюралистическим обществам доселе был связан с соперничеством между разными группами, основанными на безусловном включении и практикующими разные жизненные стили. Однако теперь речь у нас зашла об иного рода соперничестве – между обществом как целым и его подгруппами. Вопрос состоит в том, требует ли этот новый контекст нового принципа. Возможно возражение, что сам этот вопрос основан на ложных предпосылках. Предположение, что общество как целое противостоит некоему меньшинству, воспринимаемому как единая группа, является ошибочным. Речь идет о соперничестве не между обществом как целым и меньшинством как группой, но между доминирующей в данном обществе группой, которая пытается говорить от лица общества в целом, и меньшинством, также являющимся частью данного общества.

Вне зависимости от того, каково правильное описание конкретного конфликта, принцип толерантности должен быть выдержан и применительно к настоящему контексту, тем более если мы решили сосредоточить внимание на телесных особенностях и на одежде. В этом смысле армия являет собой исключение из общего правила. Основания, на которых я берусь это утверждать, носят сугубо функциональный характер. Армейская дисциплина предполагает предельную униформность жизненного стиля. Таким образом, эта униформность обретает вполне удовлетворительное обоснование, и попытка сопротивляться ей требует достаточно веских причин, таких, к примеру, как опасность нарушить принцип свободы вероисповедания, что мы видели ранее в случае с длинными волосами солдата-сикха. Применительно к рок-культуре логика должна быть иной. Разница заключается в том, что в рок-культуре приверженность к определенному стилю ношения волос есть вопрос моды, а не принципа. Сегодня длинные, завтра короткие. Волосы (или отсутствие таковых) играют в рок-культуре свою значимую роль, но один стиль может сменяться другим. В отличие от рок-культуры, системы религиозных требований и запретов требуют носить волосы каким-то конкретным способом, не терпящим изменений; каждый, кто нарушает это правило, сталкивается с серьезными последствиями.

Это исключение, сделанное для армии, носит сугубо функциональный характер. Символическая функция военного стиля как символа идентичности и самоидентификации не служит гарантией от «встречных исков» со стороны тех, кто предпочитает другие способы жизни. Иными словами, если люди выбирают военизированный стиль по причинам, связанным не с функциональностью, а с желанием выразить тягу к социальной униформности, то мы имеем дело с актом, характерным для милитаризированного общества. Когда подобная политика переносится из армии в школу, униформность перестает быть функционально обоснованной, как то имело место в армии. Оправдания попыткам ввести квазимилитарную систему телесных знаков в школе нет и быть не может. Применительно к школе никаких препятствий к применению принципа толерантности не существует. В соответствии с моим пониманием принципа толерантности, которым должно руководствоваться достойное общество, в подобном обществе стремлению мусульманской девочки из Парижа носить в школе традиционный костюм следует пойти навстречу.

Впрочем, применительно к этому случаю необходимо сделать одну оговорку. Речь идет о тех случаях, когда в школе введен униформный дресс-код, который воспринимается как полезный инструмент в деле поддержания между учениками ощущения равенства, нивелирования различий, заданных классовым и национально-религиозным происхождением. Бенефициарами подобного уравнивающего дресс-кода, как правило, выступают дети иммигрантов. В тех же случаях, когда подобного дресс-кода в школе нет, запретительные меры, принятые против мусульманской девочки, не оправданны.