Вячеслав Глазычев - Глубинная Россия: 2000 - 2002

На этот раз у меня не было задачи исследовать район, однако по всем школам района были собраны детские рисунки, которые позволили увидеть и ландшафтное многообразие территории, и особенности современного «натурального» хозяйства (обилие скотины и птицы на рисунках), и наличие пограничных пикетов в лощинах и на холмах. Вручать призы авторам лучших рисунков я должен был в Доме культуры большого села Ибрагимово. Сантехника в ДК не работала, однако в целом клубное хозяйство вполне успешно функционировало — даже обнаружился компьютерный проектор. Приятно изумило одно обстоятельство: с двумя из трех юных призеров пришли отцы, что лучше всего свидетельствовало о здоровом состоянии семей. Разумеется, для гостей был устроен концерт, что в данном случае оказалось более чем любопытно. После выступления трех детских танцевальных групп разного возраста, демонстрировавших широкое разнообразие стилей от народных танцев до рок-композиции, на сцену вышел женский хор: старинные казачьи песни исполнялись десятком женщин, лица которых отразили всю мыслимую этническую гамму — от чисто русских до чисто узбекских. Достойно упоминания, что все ансамбли выступали в новеньких сценических костюмах. Село с более чем двумя тысячами жителей, не имея ни рубля помощи из районного бюджета, оказалось в состоянии нести нагрузку, связанную с ДК.

Еще во времена Семенова-Тян-Шанского было понятно, что зауральская степь пригодна исключительно для овцеводства, но безграмотные коммерческие операции с шерстью в первые годы перестройки разрушили здешнее животноводческое хозяйство. А теперь оказалось, что его некому подобрать. Плато и впрямь замечательно для выращивания твердых сортов пшеницы — если обеспечить полив на полях в частые здесь засушливые годы и сократить так называемый пахотный клин до экономически целесообразных пределов. Стоит ли говорить, что таким образом здесь вопрос не ставился никогда.

Районное начальство то ли было всерьёзнапугано стихийным характером миграционных процессов, то ли привыкло запугивать губернское начальство так называемым миграционным фактором в надежде на дополнительные льготы. На семинаре мы выслушали немало замечательных историй, правдоподобность которых всё же подлежала проверке и в тех случаях, когда источником информации служили первые лица района. Во всяком случае, стало понятно: следует разобраться, что на самом деле творится на границе и что в действительности происходит с миграционными процессами. Это побудило ЦСИ организовать по неостывшим ещё следам семинара две целевых экспедиции.

Одну из них мы предприняли вместе с главным федеральным инспектором по области Петром Николаевичем Капишниковым, проехав в общей сложности полторы тысячи километров вдоль новой границы, феномен которой столь ещё мало известен, что ему следует уделить некоторое место.

Лет двадцать назад я оказался на иранской границе, неподалеку от Фирюзы в Туркменской ССР, ещё не знавшей о светлом будущем под водительством Туркменбаши. По холмам посвистывал тот же ветер, что некогда охлаждал лица македонских ветеранов Александра Великого. Колючая изгородь, вспашка, снова изгородь — все было всерьёз, хотя несколько забавно выглядела обычная садовая калитка в первой изгороди, запертая на несерьёзный висячий замок. Лента вспашки, окаймленная колючей проволокой, бежала по водоразделам, насколько хватал глаз, в одном месте спускалась в долину, пропадая в густой тени. На той, иранской стороне не было видно никого и пустая деревянная вышка в своем одиночестве лишь подчеркивала безлюдье. При ближайшем знакомстве у этой границы обнаружилась сложная жизнь. По случаю приезда начальства и просто для пропитания между такими визитами, наряд выходил на нейтральную полосу, а то и в иноземные пределы, чтобы охотиться на кабанов или фазанов. Время от времени через границу проламывались контрабандисты с грузом гашиша, но в целом в далеком 82-м на границе было покойно и скучно.

Был ещё один эпизод. Оказавшись по делу в февральском Сочи, я сидел в ресторанчике, где мне указали уже немолодого человека за соседним столиком: его имя было мне знакомо по книжкам детства — Карацупа. Я не удержался, подсел, угостил и задал вопрос, десятилетиями вертевшийся на языке: как же это получилось, что на участок китайской границы, где Карацупа вместе с верным псом Индусом нес службу, набежало в общей сложности триста с лишним нарушителей? «И, милай, — сказал легендарный сержант, — коллективизация ж была!»

Вот и весь багаж представлений, с которым я отправился в инспекционную поездку вдоль государственной границы России с дружественным Казахстаном в сентябре 2001 года.

Увидеть можно было очень немногое по той элементарной причине, что для рассматривания имелось крайне мало.

Ситуация из лучших (в Кувандыкском районе): на краю деревни обычный дом и обычный участок при доме, окруженный, однако, не штакетником и не плетнем, а забором с колючей проволокой поверху, как и положено по уставу. В доме, под окнами, есть радиаторы отопления. Есть скромная мебель, пожертвованная районной администрацией. Есть один телефон, подсоединенный к не самой надежной, но всё же функционирующей линии. Есть оружейная комната за металлической решёткой, запирающейся на замок, как и положено. То, что открылось глазу перед домом, изумляло куда больше. Во-первых, справа от крыльца, на ровной площадке, подобный монументу, огороженному цепочками, свисающими меж низких столбиков, высился до блеска отмытый УАЗ. Эта вполне ещё способная к передвижению автотранспортная единица, также пожертвованная районом, надо полагать, с болью оторвавшим ее от сердца, к перемещениям склонна, но средств для оных не имеет, как сказал бы Салтыков-Щедрин. Район поначалу давал и бензин, но затем перестал. Слева от крыльца установлен большущий камень, на фоне которого я фотографировал пограничников-контрактников. На фасаде камня ровно выкрашены полосы триколора и написано: «Государственная граница Российской Федерации».

Все бы славно, но Государственная граница проходит южнее на двадцать с лишним километров, что придавало лицезрению камня некий сюрреалистический оттенок.

Чем проще были вопросы, тем яснее становились и ответы:

— Где живут начальник заставы и замполит?

— Снимают квартиры, а компенсируется лишь треть реальной стоимости. В квартире, бывает, отказывают — то ли из опаски, то ли при соответствующем финансовом поощрении со стороны заинтересованных лиц.

— Как выдвигаются к границе?

— В деревне, что в пяти километрах от границы, сельсовет выделил домик. Там и живут неделю, оттуда и выходят на патрулирование. До деревни от заставы восемнадцать километров.