Вячеслав Глазычев - Глубинная Россия: 2000 - 2002

«Куда бы вас, кроме помещичьего дома, ни закинула судьба на ночлег, вы везде мученик. Всюду одно и то же. Духота, зловоние самое разнообразное и убийственное, мухи, блохи, клопы, комары, ни признака человеческой постели, нечистота, доходящая до величия, ни за какие деньги чистого куска чего бы то ни было. Всюду дует и течет, и ни малейшей попытки принять против этого меры. Страшный зной, и ни малейшей потребности посадить под окном деревцо. Совершенное отсутствие чувства красоты, ни одного цветка, и если на огороде красуются подсолнухи, то единственно затем, чтобы осенью можно было щелкать его семечки. Вы скажете, бедность. Но почему же в уездных городах, у зажиточных людей, осушающих по нескольку самоваров в день, — то же самое? Тот же разительный запах прогорклого деревянного масла и невычищенной квашни, та же невозможность достать чистой посуды или пищи, за исключением вечных яиц. Нет, думаете вы, нужна ещё тысяча лет, и с этими мыслями вдруг въезжаете в помещичью, хотя и соломой крытую, усадьбу…

Можно порицать дурные дела злых и неразвитых людей, сожалеть об ошибках заблуждающихся; но слепо враждовать в настоящее время против землевладельцев — значит желать косности, безысходного мрака, отсутствия всякого идеала в жизни. А это тяжкое проклятие. Не дай того Бог свободному народу!».

В опущенном по недостатку места обширном тексте Фет приводит точные экономические расчеты, доказывающие всю вздорность публицистической традиции столь обычно превозносимых «Отечественных записок». Однако именно этот пассаж автора заставляет сегодняшнего наблюдателя, если он хоть отчасти объективен, всерьёздуматься о том грандиозном цивилизационном сдвиге, который всё же был осуществлен в советскую эпоху, начиная с хрущевской «оттепели». При всем убожестве поп-культуры, овладевшей телевидением, уважение к образованности и готовность жертвовать многим ради образования детей сохраняется до сих пор. При всей чудовищной запущенности жилищно-коммунального хозяйства, что начинала нарастать сразу же после завершения скверно исполненных строительно-монтажных работ, за то столетие, что прошло после записок Фета, урбанизованные нормы быта распространились в стране повсюду, кроме действительно редких закутков глубинки. Да, этот процесс принес и обезлюдение деревни, и, напротив, бурное распространение слободских навыков и привычек в городах, но бесконечно важно, что утвердился некий стандарт, непременно включающий не только «парадную» одежду, но и сугубо городскую выстройку жилого интерьера, и сугубо городской навык устройства палисадников, и практическое исчезновение вандализма в отношении публичных цветников. Более того, этот стандарт обладает столь очевидной жизненной ценностью, что на протяжении нелегких десяти лет борьбы за, казалось бы, одно лишь выживание и в обывательском сознании, и в сознании местных властей имеет приоритетное значение [72] Отсюда, думается, то чрезвычайное усилие, которое предпринимается местными властями для сохранения и поддержки всевозможных домов культуры вопреки холодному экономическому расчету. .

Но вернемся к Фету. Он справедливо приравнивал своё земельное приобретение к ферме и в системе чрезвычайно детальных расчетов доказывал, что в российских условиях фермерское хозяйство способно сравняться с крепостным и даже превзойти его либо за счет крупных вложений в механизацию, либо за счет чрезвычайного напряжения интеллекта для маневрирования агрономическими технологиями:

«Теперь всякий понимает, что фермерское хозяйство такое же чисто коммерческое предприятие, как фабрика, завод и т. д.; но не для всякого, быть может, ясно, до какой степени подобное заведение (я готов сказать моральное лицо) чувствительно ко всем экономико-социальным переменам. Чем меньше ферма, чем менее у нее средств прибегать к разделению труда, тем чувствительнее она к таким переменам… Великий законодатель и хозяин фермы стоят на двух противоположных концах гальванической цепи. Гениальное соображение всех разнородных последствий нового закона, необходимое первому, совершенно не нужно последнему. Только вообразите отмену дельного или введение нелепого закона, и вы легко поймете, что ежедневный, можно сказать, ежечасный опыт немедленно укажет фермеру на неизбежные для него последствия предстоящей перемены».

Горечь правды второй половины цитаты, вынутой из фетовского текста, слишком хорошо известна из опыта, горьковатый осадок первой фразы известен менее: во всяком случае, наш анализ ситуации в районах Приволжского административного округа лишний раз убеждает, что, вопреки упованиям Юрия Черниченко и иных апологетов фермерства в России, в целом этот путь оказался несостоятелен по множеству причин, включая сопротивление среды и некорректную конкуренцию, быстрое иссякание источника дешевых кредитов. Но главным всё же стали глубочайшая наивность, равно как агротехническая и, прежде всего, экономическая неграмотность «пионеров». Счастливые исключения встречаются повсеместно, но при внимательном рассмотрении всякий раз обнаруживается глубоко индивидуальное сложение способностей и обстоятельств.

Наиболее значимым представляется пассаж из Фета, очень ясно указывающий на особенность, которую в наших условиях неизбежно приобретает любая импортная концепция — и не потому, что есть некий особый «третий путь», а в связи с накопленным балластом из сотен так и не решенных задач:

«В прошлогодних «Московских ведомостях» выставляли на вид факт конкуренции волов с железною дорогой. За границей это действительно немыслимо. Но у нас, где иной торговый капитал не оборачивается и разу в год, разница нескольких дней и недель в доставке не может идти в соображение. Если это правда и волы требуют с меня за извоз дешевле чугунки, за что же я заплачу лишнее в пользу того или другого способа перевозки? Разве в виде премии за искусство? Но торговля и благотворительность два дела разные. Вечный опыт показывает, что никакая регламентация не может соперничать результатами с конкуренцией. Доказательство наши почты. Давно ли почтовое ведомство само просило о заметках насчет неисправностей? Что же? Его закидали заметками, а толку нет по очевидной причине: кто бы ни взялся гонять почту, несмотря ни на какие льготы со стороны правительства, не сведет концов. Нельзя человеку, дошедшему до нуля сказать: лезь в минус».

Как удивительна параллель между надеждами на улучшение работы почты посредством заклинаний и упованиями на способность реформировать систему жилищно-коммунального хозяйства, не демонтировав сначала ее модель управления и не оплатив (вместо льгот) из казны необходимое приведение в порядок хозяйства, которое лишь после этого можно передать более эффективным, конкурентоспособным управляющим компаниям. Не менее удивительна и другая параллель, вернее даже не параллель, а буквальное повторение мыслей, которые вычитаны мною у Фета: