Игорь Яковенко - Познание России: цивилизационный анализ

Подчеркнем, либеральная парадигма в принципе не ориентируется на достижение социального идеала. Она стремится создать оптимальное общество в котором минимизируются негативные моменты и асоциальные тенденции. Такое общество по понятию не застраховано от заблуждений. Его архитекторы исходят из того, что либеральная модель позволяет преодолевать заблуждения и бороться с пороками, не более. Иными словами, вместо небесной идиллии должного либеральный проект задает принципиально земную ориентацию.

Традиционно ориентированный субъект часто не может сформулировать истоков своего органического неприятия либеральной демократии. Они в том, что либерализм отменяет должное. В основе либерального космоса находится реальный человек, или, с точки зрения традиционалиста, человек сущего. Либеральная же демократия в целом воспринимается как мир победившего сущего. Сущего, которое осознало себя нормальным и естественным состоянием бытия. Понятно, что для традиционалиста это — глубоко профанная и оскорбительная ситуация. Вот как описывает данную коллозию А. Янов:

«Русская идея» не признавала центрального постулата западной политической мысли о разделении властей (как институциональном воплощении нейтрализации порока пороками)… Мизантропической философии Гобса противопоставляла она…веру в отношения любви и добра во всей иерархии человеческих коллективов, составляющих общество…102

Для того, что бы вглядываться в лики реальности (не вымышленного, а реальности) необходимо интеллектуальное и духовное мужество, которые не даны средневековому человеку.

Победа сущего на земле воспринимается как победа Тьмы, как бесконечно оскорбительное приспособление к худшим страстям и низменным порокам, наконец, как самый страшный из возможных грехов — отречения от Должного. Здесь надо сказать, что там, где человек нового времени видит реальность, средневековый — видит сущее, а это, совсем не одно и то же. Разница между сущим и реальным состоит в том, что сущее понимается как профанное отпадение от мира должного. Принятие же мира сущего без одухотворяющего его должного есть чистая бесовщина, власть Тьмы, победа самых пошлых и низменных страстей.

Концепция реальности возникает в постсредневековом сознании. Она понимается как объективная, самостоятельная ценность. Сама по себе она ни хороша ни плоха, но объективна. Ценность ее заключается в том, что реальность представляет естественное и единственное поле реализации человеческой природы и в этом смысле благодатна и богоданна. Реальность познается в соответствии с ее собственными законами, а познание последних составляет основную задачу научной и философской мысли. Осознавая себя живущим в мире реальности, человек нового времени создает свой мир опираясь, на доступное ему понимание законов этой реальности. Выстраивает мир в соответствии с природой вещей. Здесь, идеи должного и сущего просто исчезают и сменяются качественно иной парадигмой, которая рождает метафизический протест в душах носителей должного103.

Мы описали фундаментальную коллизию средневекового и новоевропейского сознания. В реальности описанное противостояние дробиться на тысячи частных противоречий затрагивающих практически все сферы человеческой активности. И каждое из них вызывает у традиционного человека органический, инстинктивный протест. Либеральная цивилизация легализует и конституирует как проявление социальной нормы массу инстинктов и побуждений табуированных и профанированных в мире должного. Все то, что скрывалось, не признавалось в своей природе, существовало как попущение, как человеческая слабость, все, что рождало многообразное чувство вины оказывается не только допустимым, но и нормальным, социально приемлемым.

Столкнувшись с либеральной цивилизацией, традиционалист видит общество в котором отсутствует широчайшая палитра стыда, самоуничижения, тревожности, неподотчетного беспокойства, чувства собственной греховности и неизбывной вины — т. е. всего того, что составляло суть привычного и единственно возможного самоощущения.

Мало того, пороки, оказываются не только легальными моментами бытия, но и системообразующими элементами социального целого. Рыночная экономика базируется, с одной стороны, на порочном стремлении человека к стяжанию, а с другой, на не менее порочном стремлении к благам и удовольствиям. Политический механизм опирается на тезис о непреодолимой порочности и греховности агентов власти. А для того, что бы противостоять этому создаются специальные механизмы — система сдержек и противовесов, независимая пресса, концепция прав человека. Все это напрочь отторгает, постоянно оскорбляет и попирает должное. Столкнувшись с либеральной цивилизацией, человек традиционных ориентаций переживает глубочайший стресс. Он чувствует, что очутился в противоестественном, перевернутом мире, где все поставлено с ног на голову.

Из этого вырастает непоколебимое убеждение о скором и неизбежном крахе секулярного общества. Подлинный ревнитель должного искренне убежден, что общество Запада должно захлебнуться в своих пороках. С того момента, когда идеологи российского традиционализма зримо столкнулись с западной цивилизацией, идеология должного отрабатывает тезис о близящемся крахе своей альтернативы. Человек традиции высматривает все новые и новые аргументы, ищет признаки заката и разложения, вслушивается в подземный гул предшествующий землетрясениям и карам божьим которые сотрут с лица земли богомерзкое буржуазное общество.

То обстоятельство, что история не подтверждает пророчества о крахе, а говорит скорее об обратном — о закате мира средневековья — не меняет ровным счетом ничего. Как дата Конца Света, крах Запада в очередной раз переносится на следующую декаду, пятилетку, в ближайшее будущее. Космос традиционалиста стоит на том, что не может существовать мир без должного.

Человек в космосе должного. Для того, что бы подвести черту, зададимся вопросом: как же живется человеку в мире должного, каково его устойчивое самоощущение? Картина, которая открывается на этом направлении, безрадостна. Культура выстроенная вокруг принципиального несоответствия мира должного окружающей человека реальности задает неразрешимую трагедию, которая составляет фон человеческого существования. Миллионы людей, далеких от любых теоретических изысканий, живут с постоянным ощущением — «нет, не то». Вся их жизнь не та, не настоящая. Где-то там, должна быть, не может не быть — другая, подлинная и прекрасная. А эта, единственная, проживается как черновик, как разминка, этап на пути к той — настоящей.