М. Хлебников - «Теория заговора». Историко-философский очерк

Итак, мы можем сделать ряд выводов, касающихся влияния натуралистического компонента на развитие отечественной «теории заговора». Во-первых, в русской социально-философской и естественнонаучной сферах проблема осмысления расовых, антропологических вопросов представляется достаточно ясно выраженной. Тот факт, что западноевропейская конспирология уже перешла на этап социоцентрический, предопределяет отставание от «ведущих тенденций» «теории заговора». Во-вторых, проблемой являлось определение субъекта «теории заговора». Вопрос о том, какая «тёмная сила» должна подрывать устои российского общества в условиях отсутствия даже потенциального пространства для бытования подрывных сил, был весьма актуален для отечественной конспирологической мысли. Выбор реально существующих тайных обществ был очень невелик.

Следует отметить, что некоторые из современных исследователей говорят о росте конспирологических настроений в связи с появлением в России в начале XX века собственно «тайных обществ», носивших по преимуществу парамасонский характер. Либерализация общественной и культурной жизни после событий первой русской революции приводит к возникновению множества объединений более или менее эзотерического толка. Особенностью подобных организаций было то, что среди их участников практически отсутствовали представители властных структур, политических партий, то есть те лица, которые обычно в классической конспирологической модели выступают в качестве основного контингента «тайных обществ». В состав же подобных отечественных объединений входили известные персоны русской литературы и искусства того времени. На эту особенность русских «тайных обществ» указывают и отечественные конспирологи. «Самые выдающиеся деятели “Серебряного века” русской культуры А. Блок, А. Белый, Вяч. Иванов, Д. Мережковский, 3. Гиппиус, Ф. Сологуб, В. Брюсов, М. Волошин, А. Скрябин и многие другие были вовлечены в грязный поток разного рода оккультных учений, уходивших своими истоками к “новаторской деятельности” розенкрейцеров», — пишет Б. Башилов {444} 444 Башилов Б. История русского масонства. М.: Энциклопедия русской цивилизации, 2003. С. 612. .

В идейном плане большинство обозначенных объединений развивали в том или ином варианте софиологические концепции В. С. Соловьёва. Центром последних выступает мистическое прозрение Святой Софии как связующего звена двух миров: земного и божественного. Как известно, концепция Соловьёва органично связана с его идеей слияния внеконфессиональной религиозности, науки и искусства. В перманентной критике современной ему позитивистской науки и атеизма российский философ постоянно обращался за «союзнической помощью» к различного рода мистическим учениям.

Поэтому если говорить о собственно истоках софиологии, то следует заметить, что в её основание Соловьёвым заложено несколько социокультурных кодов. Помимо христианских традиций, как католических, так и православных, можно говорить и об отчётливо различимых гностическо-герметических и розенкрейцерско-масонских влияниях. Г. В. Нефедьев замечает по этому поводу: «Гностико-каббалические истоки и свободный теософский гнозис философии Соловьёва, безусловно, сближают его с розенкрейцерством или, по крайней мере, с его мифологией. Поэтому соловьёвское наследие, бесспорно, сыграло роль промежуточного звена и интерпретационного кода в актуализации розенкрейцерства русским символизмом» {445} 445 Нефедьев Г. В. Русский символизм и розенкрейцерство // Новое литературное обозрение. 2001. № 51. С. 192. . В то же время необходимо подчеркнуть, что, несмотря на несомненную эзотерическую составляющую, учение Соловьёва не является формообразующим, программным для создания какого-либо реально функционирующего «тайного общества». В эклектической философии Соловьёва розенкрейцеровские, гностические мотивы не носят самодостаточного характера. Их ценность выводится из объективной оппозиционности материалистическим учениям. Заметим в данном контексте, что в «священной войне с атеистическим мракобесием» философ, наряду с конспирологическими гностицизмом и розенкрейцерством, использует «открытия» спиритизма и теософии. Тем не менее, наследие Соловьёва, как мы уже сказали, послужило толчком для возникновения ряда оккультных объединений.

Так, в деятельности «Братства Аргонавтов» принимали участие такие видные философы и поэты начала прошлого века, как А. Белый, Л. Л. Кобылинский (Эллис), С. М. Соловьёв, М. А. Эртель. «Говоря об “Аргонавтах”, следует иметь в виду, что это была свободная ассоциация людей искусства, литературы и науки, не связанная каким-либо уставом и не имеющая чётко обозначенных контуров. А отсюда и непрочность, недолговременность этого объединения» {446} 446 Там же. С. 67. .

Но следует указать на наличие конспирологических настроений у самих участников «Аргонавтов». В своих воспоминаниях А. Белый достаточно ясно, несмотря на свойственную ему экспрессивность изложения, определяет собственное отношение к «теории заговора». «Есть ещё, стало быть, что-то, присевшее за капитализмом, что ему придаёт такой демонский лик; мысль о тайных организациях во мне оживала; об организациях каких-то капиталистов (тех, а не этих), вооружённых особой мощью, неведомой прочим» {447} 447 Белый А. Между двух революций. Воспоминания. В 3-х кн. М.: Худож. лит., 1990. Кн. 3. С. 282-283. . Здесь, естественно, необходимо редуцировать неловкую попытку автора «революционизировать» свои конспирологические настроения, придав им «правильный» классовый характер. Время публикации мемуаров — 30-е годы прошлого века — ясно объясняет истоки соответствующей риторики. Впрочем, далее поэт всё же возвращается к классической конспирологической схеме. «Заработала мысль о масонстве, которое ненавидел я; будучи в целом не прав, кое в чём был я прав; но попробуй в те годы заговорить о масонстве, как тёмной силе, с кадетами? В лучшем случае получил бы я “дурака”: какие такие масоны? Их — нет. В худшем случае меня заподозрили б в бреде Шмакова. Теперь, из 1933 г., — все знают: Милюков, Ковалевский, Кокошкин, Терещенко, Керенский, Карташёв, братья Асторовы, Баженов, мрачивший Москву арлекинадой “Кружка”, т. е. люди, с которыми мне приходилось встречаться тогда иль поздней, оказались реальными деятелями моих бредень, хотя, вероятно, играли в них жалкую, пассивную роль; теперь обнаружено документами: мировая война и секретные планы готовились в масонской кухне; припахи кухни и чувствовал, переживая их как “оккультный” феномен» {448} 448 Там же. С. 283. . Негативное упоминание кадетов следует расценивать не как приверженность «правильному» классовому подходу, но как перманентную позицию Белого и его круга. Под «кадетами» здесь понимается не столько конкретная политическая партия, сколько представители либерального лагеря. Именно либерально-прогрессивная часть русского общества становится объектом критики — как со стороны представителей «Серебряного века», так и со стороны отечественных конспирологов. Понятно, что для создателей нового искусства и литературы эстетические аспекты являются основными в их неприятии либеральных ценностей, приобретших к тому времени оттенок догматичности. Но, объявив войну «позитивистской схоластике» в сфере прекрасного, символисты на этом не останавливаются, под прицел их критики попадает либеральная концепция социального прогресса. Из стремления найти альтернативу одномерному позитивизму, прямолинейному техноцентризму, неизбежному прогрессу — рождается интерес к различным «экзотическим» социальным учениям и концептам: от марксизма до «теории заговора».