Огюстен Кошен - Малый народ и революция (Сборник статей об истоках французской революции)
- Название:Малый народ и революция (Сборник статей об истоках французской революции)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Айрис-пресс
- Год:2004
- Город:Москва
- ISBN:5-8112-0014-5
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Огюстен Кошен - Малый народ и революция (Сборник статей об истоках французской революции) краткое содержание
Впервые на русском языке публикуются работы французского историка Огюстена Кошена, посвященные истории Французской революции, в которых сделана попытка объяснить механизм подготовки революции путем обработки умов и формирования общественного мнения, лояльного к идеям коренного переустройства общественного строя.
Изучая провинциальные архивы второй половины XVIII в., автор обнаружил, что еще задолго до революции во Франции действовало множество философских клубов и обществ, возникших под влиянием идей французских «просветителей». В этих обществах в бесконечных словопрениях о «свободе, равенстве и братстве» вырабатывалась особая порода людей — Homo ideologicus, мыслящих социальными штампами и оторванных от реальной жизни. Позже именно эти люди стали главными действующими лицами избирательной кампании в Генеральные штаты и заняли все руководящие посты в новых органах власти. Дальнейшее известно: казнь короля, гонения на Церковь, грабежи, передел собственности и массовый террор под крики о «благе народа», а в конечном итоге — гибель самых ярых революционеров от рук бывших соратников.
Книга составлена по материалам издания: Augustin Cochin. Les Sociétés de Pensée et la Démocratie (Plon. 1921). Представит интерес для тех любителей истории, которые стремятся познать истинные движущие силы исторических событий.
Малый народ и революция (Сборник статей об истоках французской революции) - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
222
тивлялись — якобинскому единству. Если он защищал французские границы, то это потому, что они тогда совпадали с границами Всемирной Революции; это, впрочем, чисто случайное совпадение: достаточно почитать обращения и циркуляры якобинцев, написанные за полгода до войны, чтобы это понять.
В Главном обществе — две партии: одни хотят войны, потому что это война. Беспрецедентная война, «война народов против королей» [133]— то есть «Философия», «Принципы», их учение и их секта подымают войска, командуют армиями и силою воцаряются среди соседних народов. Другие войны не хотят из соображений предосторожности: «Или вы ни во что не ставите, — говорит Робеспьер 2 января 1792 г., — неограниченное право карать и миловать, которым закон наделит наших военных патрициев с того момента, когда нация вступит в войну? Или вы ни во что не ставите власть полиции, которую она вверит военачальникам во всех наших пограничных городах?» — и если победят, «то именно тогда будет объявлена гораздо более серьезная война истинным друзьям свободы, и именно тогда восторжествует коварная система эгоизма и интриг» [134]. Опасайтесь «милитаризма», пробуждения прежней дисциплины и старых чувств по отношению к врагу! — вот, в двух словах, суть его возражений.
И ответ в том же духе; сторонники войны говорят, что надо рассчитывать на «патриотизм» солдат — видите новый смысл слова? — и, чтобы поддержать
223
его, на союз с национальной гвардией: «В наших армиях будет царить такое общественное мнение, которому предатели будут вынуждены подчиняться и которому они не осмелятся противиться открыто» — читайте: будут такие общества, чтобы изобличать еретиков и возбуждать вялых, как в национальной гвардии, и такими же средствами. Наконец, рассчитывают на зарубежных братьев: «Верьте, братья и друзья, что за границей у Французской революции больше сторонников, чем кажется, они просто не отваживаются показаться» [135]. Превосходные доводы, мы видим, и с той и с другой стороны; но где тут интересы Франции? Я вижу только интересы секты.
Этот самый патриотизм с тех пор сменил убеждения и имя, но не принципы; сегодня он называется гуманитаризмом [136]и работает над разложением этой самой Франции, которая в какой-то момент послужила ему орудием и укрытием.
Но ведь эти два патриотизма, общечеловеческий и французский, боролись бок о бок в 1792 г.? Во время войны в Европе второй ведь был на службе у первого? — несомненно, и он не в первый и не в последний раз поработал на чужака. Он воевал в 1792 г. в пользу гуманитарной секты, как за сто лет до того — во славу великого короля, и как воевал спустя пятнадцать лет за сумасбродства Наполеона: героически, со славой и глупо.
Впрочем, если они и соединились по случайному стечению обстоятельств, то уж во всяком случае никогда не были друзьями. Они с самого нача-
224
ла не доверяют друг другу. Патриот обществ, который все время кого-то изобличает, разглагольствует и не сражается, ни в чем не похож на патриота из военного лагеря, и не совсем симпатичен ему, который никого не гильотинирует и — сражается. Они работают, каждый на своем месте, один — своими фразами и пиками, против несчастных французов, которыми набиты тюрьмы, другой — своим ружьем, против пруссаков и англичан. И даже, когда второй выполнил свою задачу и победителем вернулся к родному очагу, он увидел на лице у собрата такую скверную мину, что отправил его разглагольствовать в Кайенну [137].
У каждого из них, с самого их возникновения, свои приемы, свой собственный облик, и потому попытки слияния провалились. В 1792 г. хотели якобинизировать армию волонтерами, военными клубами, доносами, организованными и вдохновляемыми руководителями, — Камиль Руссе показал, насколько это было успешно. Напротив, когда якобинцы хотели воевать с Вандеей, известно, чем это кончилось: якобинские генералы Лешель, Россиньоль, Ронсен и другие герои наткнулись на косы крестьян Ларошжаклена и были отправлены назад, к своим клубам и трибунам. Пришлось вызывать настоящих солдат, тех, что сражались при Майнце. Каждый принял это к сведению и отныне оставался в своей сфере; один воюет с врагами Франции, как и всегда это делал. Другой изобретает особую войну, войну с врагами человечества, беспрецедентную войну. У нее свое оружие — пики,
225
свои бои — заседания, свои поля битвы — тюрьмы, свой специальный корпус — революционная армия, свои противники — «внутренние враги»: Фанатизм, Умеренность, Федерализм, Деспотизм и другие страшные «измы». Именно это называют «войной свободы», «войной на войне», той, что должна утвердить всеобщие мир и счастье. Это будет последняя война из всех: «Если еще льется кровь, — говорит Бийо, — она по крайней мере послужит в последний раз тому, чтобы скрепить навсегда права человечества. Это будет последняя смертельная жертва, которую ему придется оплакать, потому что она принесена для того, чтобы упрочить возвращение на землю той оценки и того уважения, которого заслуживают люди, того доверия, которое оно внушает… и гражданской гармонии, которая тесно связывает всех граждан очарованием такого прекрасного бытия».
Было бы, конечно, весьма интересно изучить поближе эту новую войну, ибо она — единственная в своем роде, и потому что только тогда был виден в действии, во всей красе этот Общечеловеческий Патриотизм, который в наши дни показывается лишь в сюртуке конферансье, за зеленым столом со стаканом подсахаренной воды.
Отметим лишь его выдающуюся черту: жестокость. Этого и следовало ожидать: можно помиловать врага страны, даже врага партии — но что делать с врагами человеческого рода, кроме как истребить их? Истребить — самое точное слово — любыми средствами: «Речь идет не о том, чтобы наказать их, но скорее о том, чтобы их уничтожить» [138], — говорит Кутон. «Не надо никого ссылать, надо истребить всех
226
заговорщиков» [139], — говорит Колло. В этой войне нет никакого закона — ни справедливости, ни чести, ни жалости. Признать хоть один из них — значит «юридически убить родину и человечество» [140]. «Что общего, — говорит Робеспьер, — между свободой и деспотизмом, между преступлением и добродетелью? Можно еще себе представить, что солдаты, сражающиеся за деспотов, протянут руку побежденным солдатам, чтобы отвести их в госпиталь; но сопоставить свободного человека с тираном или его приспешником, храбрость с трусостью, добродетель с преступлением — этого нельзя себе вообразить, это невозможно… между солдатами свободы и рабами тирании должна быть дистанция» [141].
И, чтобы как следует подчеркнуть эту дистанцию, постановляют расстреливать пленных. Новая война, по словам одного якобинского оратора, — это война «Нации с разбойниками»; разбойники — этим словом отныне будут обозначать врагов человечества; это, собственно говоря, уже больше и не люди.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: