Марат Йорданов - Тайное общество Ичкерия

Последний теологический термин происходит от арабского слова «салаф», эквивалентного понятию «предки». Он использовался рядом религиозных деятелей, которые в различные периоды истории ислама выступали с призывами ориентироваться на образ жизни и веру ранней мусульманской общины «эпохи праведных предков». Салафиюнов иначе называют еще традиционалистами, а поскольку ваххабиты объявили открытую войну традиционному исламу, то манипулированием терминов они, видимо, пытаются на словах отмежеваться от террористической апологетики, проповедуемой последователями Абд эль-Ваххаба.

С другой стороны, пространственная ограниченность лозунга о независимости не поощряла ичкерийских экстремистов совершать экспансионистские вылазки с целью «освобождения от ига неверных» другие мусульманские народы.

В этом кроется еще одна причина того, почему ичкерийцы, рисуясь приверженцами тарикатизма, довольно быстро сползли на идейную платформу оголтелого ваххабизма, позволяющего им обосновать насилие и агрессию.

В теоретическом арсенале политиканствующих бандитов нашли место и образы героизированных народной молвой абреков, не отягощенных общественным осуждением. До сих пор среди чеченцев особой популярностью пользуется упоминавшиеся Зелимхан Харачоевский и Хасуха Магомадов.

Первый убивал, грабил и боролся с властями сто лет назад, а второй делал то же самое уже в советское время. В психологии рядового обывателя чисто уголовные составляющие деяний этих «борцов» затмеваются их «героическими» делами и сопротивлением далеко не справедливым представителям официальных властей.

То обстоятельство, что с целью своего выживания любой бандит в любое время в любой стране вынужден бороться с существующим режимом, при оценке деятельности незаурядных уголовников, как правило, в расчет не принимается. Героизации бандитов в общественном сознании в огромной степени способствовали многие средства массовой информации Чечено-Ингушетии, которые еще на заре гласности возносили до небес преступные свершения сомнительных «народных мстителей».

Особенно в этом плане отличалась газета «Эхо Чечни», которую издавал бывший «милицейский» журналист Олег Джургаев, по случаю срочно переименовавшийся в Лом-Али.

В этой газетенке, да и не только в ней, абрек Зелимхан воздвигался на пьедестал национального символа чеченского народа, а именитые бандиты советского периода Хасуха, Хамад Газиев, Ахмед Амриев и другие назывались не иначе, как бесстрашными рыцарями, достойными подражания для подрастающих поколений.

Спустя всего несколько лет мы уже можем засвидетельствовать, что подобная уродливая пропаганда негативных примеров не проходит бесследно. Место названных персон в сознании части чеченской молодежи заняли Басаев, Радуев, Гелаев и прочие не менее одиозные личности, которые еще долго будут будоражить воображение неокрепших искателей приключений.

Надо отметить, что благородные образы вольных борцов с несправедливостью со стороны власть предержащих запечатлены в сознании поколений разных народов. У многих северокавказских этносов носителями этих образов чаще всего являются абреки, которые при оценке их деяний с правовой точки зрения оказываются заурядными разбойниками.

У аварцев героизирован Хочба, который грабил ханскую семью, лояльную русскому царю, у чеченцев — тот же Зелимхан, занимавшийся подобным же ремеслом у себя на родине. И таких, с позволения сказать, «положительных героев» в истории народов Северного Кавказа на пальцах не пересчитать.

Советская пропаганда, зацикленная на классовой борьбе, «освящала» подобных особ ореолом народных заступников, совершенно игнорируя преступное содержание многих их «подвигов».

С исчезновением коммунистической империи особую популярность приобрели подобные «борцы» уже советской эпохи и вслед за ними на слуху оказались «герои нашего времени» периода чеченского кризиса. При этом, как ни странно, общественное внимание обходит оценку преступного содержания деяний этих субъектов, «отличившихся» прежде всего вооруженными захватами лечебных учреждений и взятием в качестве заложников больных, женщин, детей и стариков.

Никакой уважающий себя абрек прошлого, не говоря о мюридах эпохи Шамиля, не позволил бы себе напасть на больницу или прикрыться женщиной. За подобный позор он был бы уничтожен, а его род изгнали бы из родных мест.

Помимо вышеназванных компонентов, в идейное содержание ичкерийской смуты входит также комплекс «обиженной нации», генетически передаваемый из поколения в поколение, о чем уже упоминалось.

Действительно, история распорядилась так, что чеченцы периодически подвергались вооруженному насилию со стороны могущественных империй и наций. Это огромная самостоятельная историческая проблема, и мы не ставим перед собой задачу ее разработки.

Однако, кажется, вполне допустимым провести следующую аналогию между двумя событиями последнего столетия.

Некоторые исследователи считают, что комплекс «обиженной нации», умело муссированный среди немцев гитлеровцами, играл не последнюю роль в психологической подоплеке развязывания второй мировой войны. Подобный же конек использовался и дудаевцами для возбуждения общественного сознания с целью его использования в собственных интересах.

Среди идейных ориентиров ичкерийской системы важное место занимает чеченская разновидность национализма, настоянная на этноцентризме и даже тейповой исключительности.

Эти разнородные ингредиенты в совокупности образовали уродливый идейно-политический продукт, называемый ичкеризмом. Местный национализм, как и другие его составляющие, возник не на пустом месте, а имел питательную базу в сознании определенной части чеченского общества. Поголовная депортация чеченцев и ингушей в Среднюю Азию и Казахстан, осуществленная советским правительством в 1944 году, оставила глубокий негативный след в сознании чеченского народа. После восстановления республики в 1957 году и возвращения «спецпереселенцев» на историческую родину неуютно себя почувствовали представители других национальностей, которые в свою очередь также были насильственно переселены на опустевшие чеченские земли из соседних районов России.

В том же году напряженная ситуация в республике взорвалась массовыми беспорядками в Грозном, которые сопровождались разгромом городских объектов, включая резиденции вновь воссозданного Чечено-Ингушского обкома КПСС и правительства республики.

Формальной причиной происшедшего послужило убийство чеченцем русского парня, что в других условиях стало бы лишь криминальным событием местного милицейского уровня.