Сергей Алексеев - Общая теория права. Том II

Позиция С.Н. Братуся представляется более правильной. Необходимо лишь различать субъективное право и правомочия и видеть специфику прав на свои активные действия. В частности, по соображениям, приведенным выше, нет необходимости отыскивать для каждого секундарного правомочия особую юридическую обязанность. Их юридические функции в основном исчерпываются теми обязательными юридическими последствиями, которые автоматически наступают в рамках внутренних механизмов развития правоотношения. Юридические же обязанности соотносятся не непосредственно с правомочиями на положительные действия, а со связанными с ними правомочиями требовать от других лиц воздержания от действий известного рода, в том числе не препятствовать действиям носителя секундарного правомочия.

Указанные черты секундарных прав, надо полагать, не были учтены Р.О. Халфиной, когда она, анализируя примеры рассматриваемых правомочий и признавая в принципе их существование, утверждает, что вряд ли целесообразно вычленять их из всего комплекса прав и обязанностей (см.: Халфина Р.О. Общее учение о правоотношении, с. 233).

Л.С. Явич определяет притязание как меру (вид) требования управомоченного к обязанному лицу, не исполнявшему своей юридической обязанности, обращенного к последнему через орган государства, который компетентен применять санкции юридических норм (см.: Явич Л.С. Проблемы правового регулирования советских общественных отношений. М., 1961, с. 126).

См.: Гурвич Л.А. Право на иск. М., 1949, с. 142–146.

См.: Братусь С.Н. Субъекты гражданского права, с. 9; Курылев С.В. Формы защиты и принудительного осуществления субъективных прав и право на иск. — Труды Иркутского государственного университета. Т. 22. Серия юридическая. Вып. 3. Иркутск, 1957, с. 203–210.

См.: Толстой Ю.К. К теории правоотношения, с. 46

См.: Лейст О.Э. Санкции в советском праве, с. 53–62. Автор правильно связывает существование упомянутых выше обязанностей с вопросом о фактическом составе (с. 58).

«Существо юридической обязанности, — пишут Н.И. Матузов и Б.М. Семенеко, — в требовании необходимого, нужного, должного, полезного с точки зрения государства, власти, закона поведения субъекта» (Матузов Н.И., Семенеко Б.М. Исследование проблемы юридических обязанностей граждан СССР.-Сов. государство и право, 1980, № 12, с. 33).

Кечекьян С.Ф. Правоотношения в социалистическом обществе, с. 67. Об обязанности как долге см. также: Мальцев Г.В. Социалистическое право и свобода личности, с. 71–74.

См.: Семенеко Б.М. Юридические обязанности граждан СССР (Вопросы теории).-Автореф. канд. дисс. Саратов, 1978.

С.Ф. Кечекьян, ссылаясь на конституционные обязанности, обязанности в уголовном праве, в административном праве и т. д., считал, что такого рода обязанности могут существовать вне правоотношения. При этом автор возражал против «узкоцивилистической», на его взгляд, концепции, согласно которой всякая обязанность существует ради чьего-то права (см.: Кечекьян С.Ф. Правоотношения в социалистическом обществе, с. 63). Однако всем тем обязанностям «вне правоотношения», на которые ссылался С.Ф. Кечекьян, корреспондируют права требования определенных лиц — требования исполнения обязанностей. Вместе с тем верно и то, что в правоотношениях, прежде всего в правоотношениях активного типа (где обязанное лицо должно совершить положительные действия), эта обязанность существует не «ради права». Юридическая обязанность в правоотношениях активного типа осуществляется ради интересов управомоченных, в том числе таких интересов, которые выражают общественные интересы, интересы правопорядка в целом. Следовательно, сочетаясь определенным образом с субъективным правом (правом требования), юридические обязанности, в особенности в правоотношениях активного типа, имеют в значительной мере самостоятельное значение.

См.: Правоведение, 1980, № 1, с. 101; Матузов Н.И., Семенеко Б.М. Исследование проблемы юридических обязанностей граждан СССР.-Сов. государство и право, 1980, № 12, с. 33.

Возникает вопрос, нет ли в структуре обязанности такого элемента, который бы корреспондировал притязанию и в то же время не выходил за рамки регулятивного правоотношения. По этому вопросу следует заметить, что, возможно, юридическая обязанность включает в виде специфического элемента необходимость юридически отреагировать на требование управомоченного в случаях, когда не исполняется предусмотренное поведение (отказаться исполнять требование; признать правомерность требования и сослаться на уважительные причины; обещать исполнить обязанность через какой-то срок и т. д.). При таком решении проблемы перед нами раскрывается весьма четкая закономерная взаимозависимость между элементами субъективного права и элементами юридической обязанности: осуществление исходного элемента субъективного права — правоотношения побуждает к функционированию юридическую способность со стороны того элемента, который назван «необходимость отреагировать», а это с свою очередь (при отсутствии реального исполнения) приводит в действие следующий элемент субъективного права — притязание.

С рассматриваемых позиций можно подойти к выдвинутой Ю.Г. Ткаченко идее односторонних (сепаратных) правоотношений (см.: Ткаченко Ю.Г. Методологические вопросы теории правоотношений, с. 133 и след.). Эта идея, думается, противоречива. Рассмотрение субъективных прав и юридических обязанностей только в рамках правоотношения безупречна с методологических позиций. Но когда утверждается, что «существуют такие общественные отношения, в которых правовому регулированию подвергается деятельность лишь одной стороны» (с. 169), то возникает сомнение, не входит ли приведенное положение в противоречие с указанным ранее методологическим подходом. И, по-видимому, рациональный смысл рассматриваемой идеи заключается в том, Что положительная деятельность субъектов отношения действительно может сосредоточиваться лишь на одной его стороне и что субъективное право и юридическая обязанность могут выходить по своему содержанию за пределы собственно правовой связи. Но это вовсе не означает того, что «другая сторона» общественного отношения остается за пределами правового регулирования.

С этой точки зрения вызывает сомнение позиция Р.О. Халфиной, полагающей, что наряду с правами и обязанностями в структуру правоотношения входит реальное поведение участников правоотношения в соотношении с правами и обязанностями (см.: Халфина Р.О. Общее учение о правоотношении, с. 209–211). Еще меньше оснований включать в структуру правоотношения его участников (там же, с. 211). Ни участники правоотношения, ни их реальное поведение не обладают признаками элементов, которые бы позволили им вместе с правами и обязанностями образовать то, что в теории систем понимается под структурой.