Николай Плавильщиков - Гомункулус

Крот — прекрасный пример приспособленности к подземному образу жизни. И, конечно, Рулье на него ссылался.

И вдруг…

«Вот отчего или для чего — что одно и то же — у крота прямо от головы начинается туловище?»

«Одно и то же»? Знак равенства между «отчего» и «для чего»? Примирение двух непримиримых лагерей. — Кювье и Сент-Илера? Но ведь «отчего» и «для чего» это — причина и цель, это две противоположности.

И все же Рулье сказал свое «или».

Мы не знаем, что он думал при этом. Но вряд ли он хотел поставить знак равенства между «почему» и «для чего», между причиной и целью. Наверно, Рулье думал о другом, и здесь «для чего» звучало у него иначе. И, уж конечно, он не пытался этим знаком равенства обмануть цензоров, не делал каких-то уступок, чтобы сохранить за собой профессорскую кафедру, как это предполагают некоторые биологи, писавшие о Рулье уже в наши дни.

Лягушка хорошо прыгает. У лягушки длинные — прыгательные — задние ноги. Два факта, и один вытекает из другого. Но кто же из кого или что из чего?

Можно сказать: чтобы лягушка могла прыгать, у нее длинные задние ноги. Это — Кювье, это — «цель».

А можно сказать иначе: лягушка прыгает, а потому у нее развились длинные задние ноги. Это — Сент-Илер, это — причина.

По Кювье, первая лягушка появилась на свет уже с прыгательными ногами, появилась сразу прыгуньей. Такой она была создана .

По Сент-Илеру и Ламарку было не так. Предки лягушки не были хорошими прыгунами, и у них не было длинных задних ног. Но, слегка подпрыгивая, они все чаще и чаще отталкивались задними ногами, все больше и больше упражняли их. И ноги — развивались. Чем сильнее развивались задние ноги, тем чаще и лучше прыгали лягушки, а значит, тем больше упражняли задние ноги. А это вело к новому и новому совершенствованию. Измененное строение задних ног передавалось — по наследству — потомству. В конце концов ноги оказались такими, какими мы видим их сейчас у лягушки. Говоря попросту: прыгая, предки лягушки «напрыгали» себе длинные — прыгательные — задние ноги.

Вместо лягушки возьмите кузнечика: от этого наше рассуждение не изменится.

Можно ли поставить знак равенства между этими двумя объяснениями? Конечно, нет.

А Рулье поставил бы, сказал бы «или».

Почему так? Откуда взялось «одно и то же»?

Ответ на это дал сам Рулье.

«Мы не следуем ни учению Кювье, ни учению Сент-Илера: оба они исследовали не весь вопрос, а только его части, притом — крайние противоположности».

Кювье утверждал, что животные были созданы такими, какими мы их видим сейчас. Сент-Илер доказывал, что виды изменчивы, что давние предки современных нам животных были не такими, как их потомки. Изменения — результат воздействия условий жизни, среды. В зависимости от той работы, которую орган выполняет, он изменяется. Как? Сообразно работе.

Кювье смотрел на лягушку наших дней, причем, по его мнению, все предки этой лягушки были такими же.

Почему лягушка прыгает?

Всякий, глядя на лягушку, ответит:

«Потому что у нее длинные задние ноги».

Скажите человеку, смотрящему на прыгающую лягушку:

«Она прыгает, и поэтому у нее развились такие ноги, они — результат упражнения».

«Что вы! — ответит он. — Какие там упражнения! Она еще головастиком в воде жила, а у нее уже были прыгательные задние ноги».

Сент-Илер и Ламарк говорили, что упражнение, усиленная работа органа способствуют его развитию: орган изменяется сообразно производимой им работе. Эти изменения передаются потомству, продолжаются и в новых поколениях.

Конечно, у лягушки сегодняшнего дня задние ноги прыгательные. Но такая лягушка не появилась на Земле сразу, готовой: у нее есть своя длинная «лягушиная» история. И одно из важнейших событий этой истории — постепенное удлинение задних ног, превращение обычной ноги в прыгательную.

Перед нами лягушка. Она прыгает. У нее прыгательные задние ноги.

«Отчего» или «для чего»?

У той лягушки, на которую мы смотрим, длинные задние ноги для того, чтобы прыгать. Это их «назначение», и сегодня про них можно сказать: «Каков орган, такова и работа».

Но всегда ли эти ноги были прыгательными? Нет. Они — результат упражнения. Подпрыгивая, коротконогие лягушки отталкивались задними ногами. И ноги развивались, их кости удлинялись, мышцы усиливались. Подпрыгивание при помощи задних ног привело к превращению этих ног в прыгательные. Можно сказать: «Какова работа, таков и орган».

Конечно, здесь сказался и естественный отбор: длинноногие лягушки оказались лучше приспособленными к жизни. Но в дни Рулье об естественном отборе не знали.

Кювье знал только лягушку сегодняшнего дня; другой для него не существовало.

Сент-Илер видел «историю» лягушки и забывал о том, что «сегодняшняя лягушка» — готовый результат этой «истории».

Один говорил только о «назначении», о цели, спрашивал «для чего», другой, помня лишь об истории, говорил только о причине, спрашивал «почему».

Перед нами лягушка сегодняшнего дня (Кювье), но она же — результат длительной истории (Сент-Илер).

Для чего (цель) служат лягушке ее длинные задние ноги? Чтобы прыгать.

Отчего (причина) у лягушки длинные задние ноги? Оттого, что она прыгает. Упражнение создало эти ноги, и оно же сохраняет их. Перестань лягушка прыгать — и через сколько-то поколений мы увидим лягушек со слабо развитыми задними ногами.

Работа создает орган — по работе и орган. Но созданный определенной работой орган именно так и работает: по органу и работа.

Вот почему, говоря о кроте сегодняшнего дня, Рулье поставил знак равенства между «отчего» и «для чего».

Если посмотришь на карту Европы, то почти посередине Англии увидишь написанное крупными буквами слово «Бирмингэм». Это большой фабричный город. К западу от Бирмингэма находится округ, или, как говорят в Англии, «графство» Шропшайр. Это глухая провинция, и главный город этого округа — Шрюсбери — маленький захолустный городишко. Река Северн огибает город и почти на три четверти окружает его, словно огромная канава, наполненная прозрачной водой.

На высоком берегу реки, на вершине крутого обрыва, — дом с большим фруктовым садом. Этот дом построил доктор Дарвин. Доктор был известным врачом в Шрюсбери, и у него была большая практика.

Ламарк напечатал свою книгу в 1809 году. В этом же году, 12 февраля, в доме над рекой закричал ребенок: у доктора Дарвина родился второй сын. Мальчика назвали Чарлзом, а так как он был четвертым по счету ребенком, то особых недоразумений с ним не было: мать уже достаточно изучила на практике хитрое дело ухода за малыми детьми.